– Мам, я говорю правду. Я не знаю, как объяснить то, что происходит…

Ее голос обрывается. Она и сама не верит своим слова. Но сказать маме правду? Как? Как объяснить ей то, чего она сама не понимает? Какие бы доводы ни пришли ей сейчас в голову, все кажутся Хэвен бредом.

– Тебе не стоит стараться, Хэвен, – мама снова поворачивается к ней; ее голос теперь звучит твердо. – В конце концов, моей вины во всем этом больше, чем твоей. Так что мы с тобой вместе должны исправить ошибки.

Медленно она делает глубокий вдох, на мгновение прикрывает глаза, а затем садится рядом.

– Я не злюсь на тебя.

– Мам…

– Подожди, дай мне договорить, ты задашь вопросы позже. Я не злюсь на тебя. Ты моя дочь, и этого уже ничто не изменит. И мою любовь к тебе тоже ничто не изменит. Но именно потому, что я люблю тебя, я боюсь за тебя. И я боюсь принять неправильное решение, когда буду думать, что делаю все тебе во благо, а на самом деле…

– Как то решение, которое ты приняла одиннадцать лет назад, когда увезла меня из дома?

Она удивляется тому, как уверенно прозвучал этот вопрос. И с какой силой она сделала ударение на слове «дом». Но она имеет право знать правду.

По лицу мамы пробегает дрожь.

– Мое решение увезти тебя в Нью-Йорк не было неправильным. Мы приняли его вместе с твоим отцом, ведь он хотел быть ближе к нам. Ты же знаешь, что он не мог пожертвовать своей карьерой, чтобы переехать с нами сюда… А семья на расстоянии… Это не семья. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?

Хэвен в недоумении смотрит на нее. Она знает ее лучше, чем кто-либо. Иногда она заранее может предугадать ее реакцию. И она точно знает, когда мама врет. Сейчас это не так.

– То есть… Ты увезла меня отсюда для того, чтобы быть ближе к папе?

– Да, а для чего же еще?

– И не было никаких других причин?

– Нет… Хэвен, это все, что ты хочешь мне сказать?

– Вы спорили о чем-то с бабушкой в день нашего возвращения в Стрэнджфорест. И она была чем-то недовольна, – неожиданно Хэвен вспоминает свой первый день в Стрэнджфоресте. Как они пили чай в гостиной, бабушка и мама увлеченно беседовали о всякой ерунде, а потом вдруг их разговор переключился на нечто важное. Хэвен отвлеклась тогда и не слушала, о чем они говорили. Но они явно о чем-то спорили. Теперь ей почему-то кажется это очень важным.

– Мы… говорили о нашем переезде. О том, что тебе лучше пожить здесь, после того, что произошло, – удивленно ответила мама. – Я говорила твоей бабушке, что так для тебе будет лучше. А она почему-то все время твердила, что тебе следует вернуться обратно, в Нью-Йорк. Что слишком рано для твоего переезда в Стрэнджфорест, что ты к этому еще не готова. Она была странным человеком, Хэвен, со своими причудами, для нее имели значения всякие приметы… Не стоит тебе обращать так много внимания на ее слова.

Внутри у Хэвен все похолодело. Значит, бабушка была против их возвращения. Значит, она знала, что Хэвен в Стрэнджфоресте поджидает опасность.

Мама снова вскакивает, раздраженно скрещивая руки на груди. С минуту она молчит, а потом переводит дыхание.

– Ладно. Тебе нужно отдохнуть. Мы поговорим обо всем потом, когда тебе станет лучше.

С этими словами она разворачивается и уходит, оставляя ее в палате одну. Хэвен трет плавящиеся от боли виски и пытается понять, что все это могло значить. На стуле около больничной койки лежит ее рюкзак, в который мама предусмотрительно собрала некоторые ее вещи. Стараясь не усилить боль в животе и пояснице, Хэвен тянется к рюкзаку и вытаскивает из его глубины тетрадь, предназначенную для геометрии, но так ни разу для нее не использованную, и ручку. Может, если она все систематизирует, ей будет легче с этим разобраться? Как с новой темой по геометрии, в которой она ничего не смыслит. Она заносит ручку над чистым листом бумаги.