воду… И тут я слышу его голос, он зовет меня, я оборачиваюсь и вижу его… Но я вдруг понимаю, он слишком далеко. Я не могу дотянуться до его руки. Я падаю. Кричу, но крика своего не слышу. Я знаю, сон этот вещий, верно? Может, и наяву я упаду…

15 января

Я люблю его. Я люблю его. Люблю, люблю, я дышать без него не могу. Я тону каждый раз, стоит мне заснуть. Я каждый раз успеваю вынырнуть на поверхность и вдохнуть воздух в самый последний миг… Но так не будет всегда. Когда-нибудь я не успею вынырнуть. И тогда я задохнусь.

Хэвен делает глубокий вдох и поворачивается к окну, но там ничего нельзя рассмотреть за белым столпом снега. Она снова переводит взгляд на дневник. Это не конец. Она трогает сухие заостренные концы оборванной бумаги. В некоторых местах страницы дневника вырваны. Сделала ли это сама девушка? Или же кто-то другой? Кто бы это ни был, он явно не хотел, чтобы дневник дочитали до конца.

Хэвен откидывается на гору бабушкиных подушек. На выкрашенном молочно-белой краской потолке, прямо над ее головой, змеей ползет тонкая ломаная трещина. Хэвен по непонятной причине становится интересно происхождение трещины. Ей в голову приходят различные мысли, и одна из них – что недолгая жизнь неизвестной ей девочки в какой-то момент внезапно треснула так же, как и потолок в комнате Клавдии. Так же внезапно, как оборвалась жизнь бабушки. Хэвен снова чувствует подступающий к горлу ком и затягивающийся узел в животе, как на кладбище, когда она не могла оторвать глаз от одинокой рябины, как в больнице у постели Клавдии, как когда папа стоял около нее, парализованной после наркоза, но ему не было до нее никакого дела, как когда человек в лесу обернулся и она встретилась взглядом с зелеными глазами Джеймса…

Она сворачивается клубочком на кровати Клавдии и заворачивается в пушистое одеяло как зародыш в животе матери. Ком в горле поднимается выше, но Хэвен делает глубокий вдох, и вроде бы все проходит. Она думает о том, что хотела бы узнать, что произошло с этой девочкой. Потому что… Ей стало ее жалко? Она закрывает глаза. Или же она просто жалеет саму себя.

Камилла осторожно спускается по ступенькам крутой лестницы, стараясь двигаться аккуратно, чтобы не разбудить задремавшую в гостиной перед телевизором мать и не вызвать у себя очередной приступ головной боли. Отвечать на вопросы о том, куда она собралась поздно вечером в такую непогоду не входит в ее план. А план состоит в том, чтобы как можно быстрее преодолеть два квартала до аптеки, купить аспирин и еще что-то, чтобы пережить простуду, вернуться домой, закутаться в два пледа и проспать до весны. Вроде все отлично продумано. С минуту Камилла колеблется, выбирая между элегантным темно-синим пальто, которое в прошлом году она привезла из Милана и теплой старой черной курткой, в которой она обычно ходит снимать Паулса с очередного дерева, на которое он не побоялся забраться, но для спуска не нашел храбрости. Она все же останавливается на выборе куртки – вряд ли она встретит кого-то из знакомых, а еще больше разболеться она не хочет. Заперев дверь, Камилла не сдерживает разочарованного всхлипа. Она все же надеялась, что сможет поехать на машине, но снегопад превратился в белую стену, а ее сразу сдуло с крыльца порывом ледяного ветра.

Дорогу до аптеки она преодолевает почти удачно, если не считать окоченевших кончиков пальцев ног. Прямо перед входом в аптеку туда-сюда ходит старик. Его сгорбившееся тело и длинный крючковатый нос в совокупности напоминают вопросительный знак. Камилла присматривается к нему и замечает, что одежда старика старая и местами порвана. Она напрягает память, пытаясь вспомнить, видела ли его где-то раньше. Стрэнджфорест является премиальным городом, с практически нулевым уровнем преступности, и попрошаек Камилла здесь никогда не замечала. Хотя, возможно, она просто не обращала на них внимания? Она подходит ближе к аптеке, но старик вдруг останавливается и замирает прямо перед входом. Камилла чувствует, как холод щупальцами пробирается под ее одежду и обволакивает тело. Только сейчас она замечает, что кроме черных лохмотьев на старике больше ничего нет. Взгляд ее замирает на его посиневших от холода голых ногах, оставляющих глубокие следы на белом снегу, и внутри у нее все цепенеет. Машинально Камилла засовывает руку в карман куртки, но кроме нескольких долларов на лекарства там ничего не находит. Старик, будто почувствовав ее замешательство, отходит от входа. Перед тем, как взяться за ручку двери, Камилла поворачивается к нему.