Элементарное музицирование Льва Виноградова. Физкультура от простого к сложному Сергея Реутского и физкультура через освоение образной основы движений у Владимира Высоцкого. Использование методов изобразительного искусства для обогащения общего развития детей и его понимания взрослыми у Ольги Ивановой и Ирины Васильевой, и методика комбинаторных игр художественными средствами Татьяны Калининой. Уроки фантазии с «элементарной средой» обыденного предметного мира у Татьяны Бабушкиной. Становление речевого слуха по методике Эмилии Леонгард. Организация детской жизни с помощью игрового возрождения народных традиций у якутских педагогов. Освоение элементарных трудовых навыков и нарабатывание опыта самостоятельности в семье Никитиных и в методах российских монтессори-педагогов. Социо-игровые подходы Александры Ершовой и Вячеслава Букатова. Элементарное экспериментирование с тайнами окружающего мира у Анатолия Шапиро и модели диалогического обсуждения природоведческих наблюдений в «Загадках природы» Алексея Юшкова. «Элементарное литературоведение» Татьяны Троицкой и четыре ступеньки НЛО Вадима Левина. Дошкольный математический кружок Александра Звонкина и оречевлённая математика Лидии Филякиной и Елены Самсоновой.
Чем наиболее резко выделяются эти и другие наиболее успешные, наиболее адекватные детям методы, созданные нашими современниками? Чем отличаются они от распространённой массовой практики дошкольного и начального образования?
Именно тем, что соответствуют законам, впервые открытым Иоганном Генрихом Песталоцци.
7
Мысли Песталоцци по-прежнему кажутся мыслями чудака, странными парадоксами.
Мы, например, привыкли противопоставлять коллективизм эгоизму, а для Песталоцци коллективизм, в котором во главе угла стоят материальные интересы – первый источник эгоистического искажения человеческой сущности. Он так и формулирует, размышляя о «чувственных эгоистических требованиях, вызываемых коллективной формой нашего существования».
Для российской школы привычно считать, что одни дети способны развивать интеллект (для них школа и создана), ну а кому-то (неудачникам, жертвам интеллектуального отбора) придётся идти работать руками. Песталоцци без устали твердит о гибельности такого разделения. Он обсуждает «гениев ограниченности» – и не спорит, что их в достаточной мере производит и привычный ход вещей. Что и без всякой природосообразности многих удаётся научить. Только два очень разных образования получают люди, обученные «противоестественным» методом – или же природосообразным.
Песталоцци утверждает: без опоры личности на память о единстве сердца, ума и мастерства, без опыта такого единства, невозможен внутренний мир человека ни с самим собой, ни с людьми.
…Точно так же без основательной заботы о развитии рода человеческого к познанию истины немыслимо истинное равновесие человеческих сил и даже истинное приближение к такому равновесию. Следовательно, немыслима истинная совокупная сила человеческой природы, несущая с собой счастье и удовлетворение.
Человеческое счастье, человеческое достоинство, человечность как таковая – всему этому возможно заложить основы между делом, по ходу практического обучения. Только потребуется терпение, готовность не требовать всего и сразу. И только так создаётся настоящий фундамент народного образования.
Но можно не отвлекаться на освоение таких подходов – всегда кажущихся непрактичными, несвоевременными, недостаточно стандартизируемыми – и громоздить всё новые регламентации образовательного устройства, устремлённые к очередным «актуальным целям». Эти цели будут достигать, или не достигать, или достигать отчасти. Только при этом образовательные учреждения так и останутся фабрикой по производству несчастных и озлобленных людей, устройством неестественным, антинародным и бесчеловечным.