Или это была дрожь от осознания того, что я ранила живое существо? Меня вдруг затошнило от запаха крови, от вида того, как она густыми каплями неумолимо заполняет собой все пространство. Как она пачкает собой чистое, светлое пространство вокруг. Раны на теле - это то, что всегда вызывало во мне брезгливость. Это было так противоестественно, мерзко - эта обнаженная ранами плоть, что было почти больно.
Однажды я сломала себе нос во время тренировки, и у меня потекла кровь. Ее было так много, что все руки были алыми. Скользкими, мерзко пахнущими металлом и - алыми. Гадость. От одного вида мне поплохело, глаза заволокло пеленой, и я запаниковала, меня куда-то понесло в попытке сбежать от этого запаха. Но он шел от меня - куда сбегать? В итоге я врезалась в дверь и потеряла сознание.
Прямо на глазах у брата, который смеялся надо мной. Прямо под его смех я лишилась чувств.
Почему я решила, что теперь все будет иначе? Видимо от того, что «злой дух» не представлялся мне чем-то из плоти и крови. Но кровь у него было, и меня от нее тошнило. Я упала на колени перед парнем, выронив арбалет - точнее брезгливо отбросив его, будто ядовитую змею.
- О Боже!.. О Боже, - шептала я, - Божебожебоже! Что делать?! Надо ее вытащить? Или не надо?..
Меня трясло, как в лихорадке. А если он умрет?.. Парень посмотрел на меня настороженно.
- Я-я сам… Только… - он неуверенно улыбнулся, - Только вы больше не стреляйте, хорошо?
Я закивала так, что чуть мозги себе не вытрясла. Парень вдруг схватился за древко прямо у раны, сморщился, будто вот-вот заплачет, и резко дернул ее от себя, что-то прошептав. Он откинул стрелу в сторону и зажал ладонью рану, из которой еще сильнее хлестнула кровь. Закашлялся кровью, пугая меня еще больше, но упорно продолжал что-то шипеть. Вокруг руки скопилось голубоватое сияние, и спустя пару мгновений он отвел руку и будто сдулся, расслабляясь.
- Т-ты как? - сипло выдохнула я.
Он неуверенно улыбнулся.
- Все уже хорошо. Совсем не больно.
- Правда? - не поверила я, - К-крови так много.
- Уже зажило, смотрите, - он отвел край своей одежды и показал мне окровавленное плечо, на котором, все же, не было и следа раны. Я выдохнула и плюхнулась на холодный пол.
Пару минут мы просидели в молчании, переводя дух. Но решать что-то надо было. Тем более, что, кажется, уже начинало темнеть…
- Ты лебедь? - спросила я.
Он кивнул.
- Летел бы ты домой. Не все такие жалостливые, как я.
Я чуть скривилась. Быть мягкотелой - не очень приятно. Хотя в обществе принято поощрять доброту и сострадание, мне, конечно, еще в детстве объясняли, что это просто попытка привить стаду удобные качества для манипуляций. А быть удобным - не повод для гордости.
Но мне уже было не пять лет, чтобы кричать: Нет-нет, я не такая! Такая. Тихея Роттер не терпит вида крови и ревет даже над мышью, угодившей в ловушку. И я сколько угодно могла понимать, что мелкая тварюшка грызет запасы и гадит по углам, все равно жалко. И лебедя, с какой бы изнанки он не взялся, мне бы тоже было жалко отдавать ученым на растерзание. Будь он безумной тварью без зачатков разума, как нас учили - другой разговор. А так - я просто не смогу.
Даже если сейчас он просто притворяется, даже если перевертыш выбрал этот образ, чтобы надавить мне на жалость, даже если никакой он не ребенок… Если есть шанс, что то, что я вижу - правда, спать я спокойно не смогу.
Я устало вздохнула. Еще один план коту под хвост! Почему каждый раз, как у меня что-то получается, я не могу этим похвастаться? Лучше бы я позорилась так же тихо…
- Давайте я вас провожу, - вдруг предложил он, и я удивленно вскинула брови, - Ну, вы же не колдунья, да? Можете заблудиться… Давайте я вас выведу из леса, чтобы не потерялись?