— Я его убил и съел, — подходит вплотную ко мне этот властный мужчина, а у меня подкашиваются колени, и я просто оседаю под его натиском на стоящий тут же стул.

И теперь я чувствую себя ещё меньше и слабее. И смотрю на него снизу вверх, как провинившаяся школьница на строгого директора. Который возвышается надо мной всем своим высоким стройным телом, обтянутым в дорогие итальянские шмотки.

— А так можно? — продолжает он всё так же стоять совсем вплотную, и я не знаю, что ему ответить.

И я вполне себе могу поверить, что он мог убить и потом съесть целиком огромного медведя. Я опускаю в смущении взгляд, и теперь он утыкается прямо на уровень его ширинки, где штаны совершенно недвусмысленно обтягивают что-то по всей видимости очень даже внушительных размеров.

Я вспыхиваю. Затвердевшие соски предательски обрисовываются сквозь мою блузку, а Роман Борисович не торопится куда-то уходить, и продолжает стоять рядом, давя на меня всем своим авторитетом.

И неприкрытой дикой сексуальностью. Хотя мне-то откуда это знать?!

Ведь у меня никого никогда не было! Если не считать потных поцелуев с Алёшей. Но это, по-моему, сложно назвать хоть каким-то сексуальным опытом. Даже с натяжкой.

И я жалею, что я не одна из тех вышколенных девок, которые уж точно знали бы как себя преподнести этому напыщенному индюку. И злость снова придаёт мне сил.

Я поднимаюсь со своего стула, и сейчас снова хоть немного становлюсь выше, и мне не надо так высоко задирать лицо, чтобы отвечать ему. И уж тем более рассматривать его бугор в штанах, пытаясь отвести взгляд.

— Полагаю, так можно. Если вы убили это животное, чтобы его съесть, то это не считается просто убийством, — не отводя взгляда от его тёмно-серых глаз отвечаю я.

— Спасибо за разрешение, — с иронией отвечает он, и я чувствую тонкий аромат мускуса и кубинского табака, исходящий от него.

А ещё запах дикого зверя. Охотника. Кровавой шкуры.

У меня перехватывает дыхание. Но я беру себя в руки.

— Ну так что, Инна, что ты можешь предложить мне? — снова задаёт он мне этот идиотский вопрос, и я просто выпаливаю ему в лицо:

— Вы видели моё резюме. Вы прекрасно знаете, что я умею. Я не понимаю, что вы хотите от меня?! — делаю я шаг назад, покачиваясь на своих высоких каблуках, как тростинка на ветру, и замечаю, как бессознательно сжимаются в кулачки мои руки от бессильной злости.

Прекрасно, ещё осталось только ножкой топнуть, как обиженная девочка, и тогда он точно возьмёт меня на работу!

— Ну что же, ты же видела всех тех претенденток на эту должность в очереди, да? — с тонкой усмешкой отвечает он.

И я только неуверенно киваю в ответ.

— Ну так вот, каждая из них, поверь, готова предложить мне всё. Абсолютно. Если ты понимаешь, о чём я, — смотрит он на меня в упор, и у меня перехватывает дыхание. — Да они перегрызут друг другу глотку, если им скажут, что победительница получит эту должность, — усмехается он.

И мне показалось, или я вижу тень грусти, пробежавшую в его взгляде?

Но нет, такие не грустят, и он продолжает:

— И если я прикажу каждой из них встать на четвереньки и ползти ко мне на коленях через весь кабинет, она это сделает, не сомневайся, — жёстко говорит он. — И каждая из них опустится на колени и отсосёт у меня, если я ей прикажу. Точнее, если я позволю ей сделать это. А теперь скажи, детка, ты готова предложить мне то же самое? Или ещё что-то большее?

И долгая ледяная пауза, наполненная холодным воздухом из кондиционеров, повисает между нами.

5. 5

— Что вы имеете в виду? — наконец-то выдавливаю я из себя.

Мне очень нужны деньги. Очень. Нужны, как никому другому в этой жизни. От них зависит жизнь моего самого дорогого человека.