А сейчас стою перед ним почти полностью раздетая, пока меня одевают как куклу. По его вкусу… Потому что мой вкус здесь никого не интересует.

На какое-то мгновение мне даже кажется, что во взгляде Вербицкого загорается какой-то странный огонёк, но он просто хмыкает и, коротко одобрительно кивнув, снова утыкается в свой бокал с коньяком.

И я сама не понимаю отчего меня всё это злит. Просто безумно раздражает.

Сначала везёт меня посреди ночи в какой-то закрытый, больше похожий на дом утех магазин, где заставляет меня раздеться прямо перед ним, а потом просто не обращает на меня внимания, уткнувшись в свой мобильный и напиток!

Как-будто он — бездушная механическая машина, которая никогда не знала любви, сострадания, восхищения.

Всё предельно цинично и функционально: шлюхи — чтобы их трахать, фотомодели и актрисы — чтобы с ними сниматься для таблоидов и соцсетей, а стильная личная помощница — только для того, чтобы все в штаны обкончались от зависти при взгляде на неё!

Ну что же, раз он этого хочет, я ему устрою, стиснув кулаки решаю я про себя.

И тут же слышу мелодичный голосок:

— Милая, не кусайте так свои губки, а то останутся некрасивые следы…

Ну уж нет, это мои губы, и буду кусать их когда хочу, и сколько захочу, и я угрюмо стягиваю с себя это роскошное платье, послушно вытягивая руки вверх, чтобы на меня уже надели следующий наряд.

Миниатюрное коктейльное платье. Почти ничего не скрывающее.

— Под этот наряд надо другое бельё, — озабоченно шепчет чёрная дама, словно боится сказать это громко вслух.

Ну конечно, она же не знает: согласовано это с великим боссом или нет? Разозлит это его величество или, наоборот, он ещё накинет сверху несколько тысяч долларов на бельё для его персональной личной помощницы?

Хотя, кто увидит на мне все эти кружевные трусики и лифчики из парижских бутиков?

И тут я, сама не ожидая от себя, произношу:

— Я думаю, к этому платью вообще не надо никакого белья. Давайте попробуем без него, — и расстёгиваю свой бюстгалтер, который ловко подхватываю проворные руки.

Мне просто интересно: а сейчас этот спесивый босс оторвётся наконец-то от своего мобильного?

Я вижу, как у Вербицкого удивлённо ползёт вверх одна бровь, когда я остаюсь стоять перед ним только в одних трусиках и чулках, и мои затвердевшие от чужих взглядов соски двумя острыми стрелами показываю на него.

На моих округлых мягких грудях.

Которые он так внимательно рассматривал сегодня утром у себя в кабинете под моей дешёвой белой блузкой.

Ну вот, пусть посмотрит повнимательнее. Товар лицом.

Я не отрываю дерзкого взгляда от его лица, пытаясь прочитать на нём хоть какие-то чувства. И тонкая сетка платья скользит по моей коже, скрывая мою наготу.

— Ну что же, — вдруг поднимается Вербицкий со своего кресла и направляется ко мне.

И все три женщины словно в испуге расступаются перед ним, пока он подходит вплотную, рассматривая моё платье.

Мою фигуру под ним.

— Отлично. Сколько оно стоит? — небрежно он бросает в сторону управляющей, и та подобострастно отвечает:

— Триста тысяч. Ручное кружево. Всего несколько экземпляров, специально отложила для вас, — бормочет она, выжидающе глядя на могущественного клиента.

Триста тысяч за одну только тряпочку? Чтобы все конкуренты умерли от зависти?! Да у него проблемы!

— Хорошо, я возьму всё, и подберите подходящее бельё. Вдруг тебе придётся где-нибудь раздеваться, — усмехается мне мой босс. — Нельзя же всем показывать это жалкое тряпьё, — кивает он на мой лифчик, сиротливо лежащий на горе одежды, и его слова очередной пощёчиной бьют меня наотмашь.

Моё лицо пылает от гнева, и я отвечаю, глядя ему прямо в глаза: