– "Well, you can tell by the way I use my walk, I'm a woman's man, no time to talk," – пою я, когда песня доходит до припева. Мои пальцы барабанят по рулю в такт музыке. Я чувствую себя живым, свободным, непобедимым.
Я выезжаю из города, и передо мной открывается шоссе. Дорога тянется вдаль, как будто у неё нет конца. Я еду, и песня продолжает играть. "Stayin’ Alive"… Да, это про меня. Я выживаю. Я делаю то, что должен делать. Я еду туда, куда должен ехать.
12:30 дня. Придорожное кафе на выезде из Луизианы.
Я останавливаюсь в придорожном кафе. На вывеске написано: "Брист Кафе – домашняя еда и дружеская атмосфера". Дружеская атмосфера, блядь. Внутри пахнет жареным маслом и дешёвым кофе, а на стенах висят постеры с ковбоями и надписями вроде "Добро пожаловать в Техас!". Как будто кто-то решил, что это должно выглядеть "патриотично". Я сажусь за столик у окна и беру меню. Оно липкое, как будто его последний раз мыли в прошлом веке.
Ко мне подходит официантка. Она выглядит так, будто её жизнь закончилась лет двадцать назад. На лице – выражение, которое кричит: "Я ненавижу свою работу, и тебя заодно".
– Что будете заказывать? – бросает она, даже не улыбнувшись.
– Бургер с картошкой фри и кофе, – отвечаю я, не глядя на неё. Она кивает и уходит, оставляя меня наедине с моими мыслями.
Я оглядываюсь по сторонам. Кафе заполнено типичными представителями американской глубинки. Вот за соседним столиком сидит мужик, который явно переел бургеров. Его живот едва помещается за столом, а лицо красное, как помидор. Он ест, как будто это его последний приём пищи. "Ну и жирный ублюдок, – думаю я. – Сколько таких, как он, сидят по всей Америке, уничтожая тонны еды, пока в других странах люди голодают? Только посмотри на него – он даже дышать нормально не может, а всё жрёт. Наверное, считает, что это его право – быть таким жирным, потому что он американец. Ну, конечно, блядь, ты же свободный человек, можешь жрать, сколько влезет. Только потом не ной, что у тебя сердце отказывает."
Рядом с ним – семейная пара. Они выглядят так, будто только что поссорились, но стараются этого не показывать. Мужчина что-то говорит, а женщина кивает, но её глаза пустые. "Вот она, американская семья, – думаю я. – Два человека, которые ненавидят друг друга, но продолжают жить вместе, потому что так надо. Он, наверное, изменяет ей с секретаршей, а она мечтает о том, чтобы сбежать с каким-нибудь мачо из мыльной оперы. Но нет, они будут сидеть здесь, жрать свои бургеры и делать вид, что всё в порядке. Потому что так принято. Потому что так надо. Боже, как я ненавижу эту лицемерную хуйню."
А вот и студент. Он сидит в углу, читает какую-то книгу и делает заметки в блокноте. На нём очки с толстыми стёклами и свитер, который явно куплен в секонд-хенде. "Коммунист, – думаю я. – Сто процентов коммунист. Такие, как он, только и делают, что сидят в своих библиотеках, читают Маркса и мечтают о революции. Хуже коммуниста в Америке не найти. Они ненавидят нашу свободу, наше богатство, нашу культуру. Они готовы на всё, чтобы уничтожить нас. Посмотри на него – он даже выглядит, как коммунист. Эти очки, этот свитер, этот блокнот. Он, наверное, уже пишет манифест о том, как свергнуть наше правительство. Ну давай, ублюдок, попробуй. Только не ной, когда тебя посадят за измену родине."
Мой бургер приносят. Он выглядит так, будто его готовили с мыслью: "Лишь бы накормить". Я откусываю кусок и смотрю на студента. Он всё ещё читает. "Наверное, мечтает о том, как однажды поднимет восстание и свергнет наше правительство, – думаю я. – Но он даже не понимает, что без Америки его мир был бы ещё хуже. Он бы сидел в какой-нибудь дыре, вроде СССР, и мечтал о том, чтобы хотя бы раз в жизни попробовать настоящий бургер. Но нет, он предпочитает ныть о том, как всё плохо. Ну и идиот."