Наша Анюта снова влезла в неприятности?
Нежный и ласковый голос Аня узнала сразу – нельзя не узнать голос человека, которого знаешь с самого рождения, и плевать, откуда он возник в ее мыслях, пусть это предсмертная галлюцинация, порожденная агонизирующим мозгом, главное, она умрет, не чувствуя одиночества и страха. Главное, рядом кто-то есть, пускай и ненастоящий.
– Наша Анюта снова влезла в неприятности, – вздыхала мама, когда маленькая девочка приходила домой со сбитыми коленками, шишкой на лбу или колючками в волосах. Неприятности мама отмывала, вычесывала и смазывала зеленкой, после чего отпускала дочь за новыми. Она никогда ее не ругала, не давала ремня, а только грустно вздыхала и качала головой. Аня очень любила мать и старалась не давать ей повода для грусти: перестала искать приключения, хорошо училась, поступила в вуз… поэтому девушка совсем не удивилась, услышав мамин голос среди собственных мыслей в последние минуты жизни.
Мама! Мама, я умираю. Я не хочу… Я не хочу умирать!
Глупости, зайка. Никто не умирает.
В это так хотелось поверить! Мамин голос внушал спокойствие. И Аня почти поверила.
Ты просто очень устала. Весь день на ногах, столько пережила… Бедный, напуганный ребенок.
Девушка, убаюканная приятным и родным голосом, больше не чувствовала ни боли, ни страха: только покой.
Отдохни, моя девочка. Спи. Во сне все проходит…
Аня утонула в густой бархатистой темноте.
Глава 2
Яркий солнечный свет мерцал и дразнил даже через сомкнутые веки. Особенно через сомкнутые веки: назойливо и даже немного раздражающе. Лучик, вероятнее всего, пробившийся через щель в занавеске, маленьким блестящим крючком проник в дремлющее в темноте сознание, зацепился за него, поддел один раз, скользнул мимо, поддел еще и медленно, но настойчиво поволок на поверхность, к свету. Аня вяло зашевелилась, понимая, что скоро придется проснуться, открыть глаза, идти приводить себя в порядок, а потом все утро выслушивать недовольство отца об их с друзьями выходке. Разумеется, он уже примчался из командировки первым же рейсом, как только узнал, где нашли его дочь. Отчетливо слышно, как он шагает по старому линолеуму на кухне (он всегда так ходит, когда нервничает) и тихо переговаривается с мамой. Вот уж отличный повод, чтобы приехать, не то что Анины дни рождения или выпускной… Но с другой стороны, Аня спаслась, она дома, а значит, выжила и даже не попала в больницу, а самое главное, это значит, что все пережитые ужасы – всего лишь сон! Ей приснился кошмар, страшный и реалистичный, но теперь он закончился! Как же здорово!
Мысленно улыбаясь, Аня потянулась и вдохнула запах резины, одновременно ощутив плечом и ребрами грубые доски пола, а в следующую секунду проснулась окончательно. Она лежала там же, на полу в заброшенном доме, под кучей хлама, в большой бесконечной ловушке с коротким названием – Зона. Одна, без друзей, в одежде, забрызганной кровью товарища, а теперь еще и с нелепым противогазом на голове. Свет, который девушка приняла за утренние лучи, разбудившие ее, оказался слабым свечением бледного пятна, ненадолго проступившего сквозь облака, а шаги воображаемого отца отстукивал тонкий кусок рамы в хлопьях облупившейся краски, повисший на единственном ржавом гвозде в углу окна. Его раскачивал ветер, тот же, что тряс сухие листья сорняков снаружи, чей шелест отдаленно напоминал тихие голоса. Вот она, настоящая реальность, все такая же равнодушная, серая и холодная.
И все же что-то изменилось. Аня по-прежнему была жива! Она дышала, не без дискомфорта, но ее легкие работали, органы получали кислород, она больше не задыхалась, не кашляла. Вкус крови пропал, появились запахи, разные запахи, не только вонь противогаза, но и многие другие: пересушенное дерево досок, уличная пыль, сухие листья, гнилые листья, влажные терпкие листья, земля, сырой мох, шерсть. Столько ароматов: сильных, слабых, едва ощутимых! Она была напугана и не замечала их раньше, да и кто станет замечать какие-то запахи, когда жизнь висит на волоске, а сам ты ничего не соображаешь от страха?