Время шло и задумавшемуся приходилось осваиваться в новых условиях. Несмотря на то, что возвращаться в свой привычный мир у него более не получалось, но все же ему нравилось проваливаться в мир бессмысленных картинок, так похожий на свой родной. Он понимал, что это некий буфер, в котором он мог отдохнуть и набраться сил, чтобы затем вернуться и исследовать новый мир дальше. Довольно часто пребывание в буферной зоне во время отдыха прерывалось неприятным событием. С ним происходило одно из двух: либо вытекала мокрая неприятная жидкость, либо выпадала дурно пахнущая липкая неприятная жижа. Задумавшийся сразу же плакал, когда это происходило. Если с жидкостью он еще как-то мог мириться, но дурно пахнущую жижу он ненавидел всем своим сердцем и даже давал себе обещание сделать все, чтобы она больше никогда из него не выходила. Но во сне эта коварная масса все-же находила способ незаметно выскочить, чем доводила задумавшегося до исступления. Во время бодрствования она вызывала боли в животе, и чем дольше ее приходилось сдерживать, тем больше боли она приносила. Поэтому удержать ее внутри не было никакой возможности, всегда наступал тот момент, когда она выходила наружу. После чего задумавшийся незамедлительно начинал испытывать страшное отвращение и сожаление о своем несовершенстве и грубости окружающего мира. На его крик всегда появлялись взрослые особи, их было всего две. Но приходили они как правило по одной сменяя друг друга. Иногда появлялись незнакомы дополнительные особи, которые исключительно вели наблюдение. Две главные особи, в зависимости от произошедшей ситуации, поочередно извлекали задумавшегося из его глубокого ложа и осуществляли манипуляции по очистке его нижней части от вышедшего. Иногда там была как жидкость, так и неприятная жижа. Взрослых особей это не смущало, они удаляли все, хоть и без явного удовольствия. Они укладывали задумавшегося на ровную и твердую застеленную тканью поверхность. Лежа перед ними с раздвинутыми ногами, задумавшийся мог хорошенько их разглядеть и выбрать более для себя симпатичного. Как правило они вели себя одинаково, смотрели с отвращением на то, что произошло с задумавшимся. С кривым лицом убирали все это. Иногда явно не качественно, оставляя запах и не очищенные участки задумавшегося, но все лучше, чем изначальное его положение, до их появления. Они сильно друг от друга отличались. Одна особь помимо очищения, задумавшегося от неожиданных загрязнений, занималась, также, и его кормлением. Ее он знал лучше, чем вторую, менее приветливую. Вторая особь не так часто появлялась при необходимости очищения. И испытывала к задумавшемуся меньшие симпатии, хоть и старалась улыбаться и даже что-то глупо шепелявить.

Задумавшийся плохо мог различить их лица, ему необходимо было сосредоточить свой взгляд для этого. Но они все время шевелились и сосредоточиться на них можно было только когда они наклонялись над ним и не двигались. Конечно же первая особь вызывала в нем большие симпатии, она была красивее, хоть и вызывала некоторые подозрения. Если бы была возможность он с удовольствием бы их обоих поменял на что-то более пристойное. Но за неимением другого выбора, Задумавшийся делал однозначный выбор в пользу первой. Потому что вторая особь казалась вообще какой-то неправильной. С ней что-то было не в порядке. Ориентировался он по большей части на их звук и цвет. Возможно, еще на запах, но этого он не осознавал. Цвет особей ему было довольно сложно описать. Этот цвет не имел отношения к поверхности их тел, он был вокруг них. Если у первой особи цвет был легкий кремовый, то у второй он был неравномерный серо-голубой такой же нескладный, как вся эта особь. Оба они вели себя не совсем адекватно, если у первой особи неадекватность была искренняя, то у второй поверх искренней была еще и напускная показная неадекватность. Вторая особь явно не понимала, как нужно себя вести и тем самым смущала задумавшегося.