До времени своего торжества христианство жило среди языческого мира как живой протест против всего существующего, оно было чуждо всему, что ценил и за что держался языческий мир. Христианство с самого начала своего существования тщательно оберегало свое учение и богослужение от языческого влияния. Из отвращения к язычеству христиане не допускали многое такое, что, без этого условия, может быть, и можно было бы допустить с известными ограничениями.
Естественно поэтому, что христианство не могло заимствовать из язычества что-либо для содержания своего учения или ввести что-либо в свое богослужение. Те м не менее точка соприкосновения между христианством и язычеством даже и в отношении к Таинствам имела место. Христианство, будучи не от мира сего (Ин. 18, 36), явилось, однако же, для того, чтобы жить и действовать в мире, чтобы преобразовать лицо древнего мира. А для этого оно должно было хорошо знать ту среду, в которой живет, знать ее понятия, нравы и язык.
Поэтому, раскрывая христианское учение, отцы Церкви старались раскрывать его в наиболее доступной для языческого общества форме. Они старались сблизить существующее в христианстве с существующим в язычестве, в частности христианские таинства с языческими мистериями. Вот почему, наряду с проявлением чувства отвращения ко всему языческому, творения отцов древней Церкви наполнены параллелями между христианскими Таинствами и языческими мистериями. Делать такие сближения между предметами по существу различными отцов Церкви побуждали апологетические и катехизические цели. С одной стороны, они озабочены были защитою христианства и потому должны были, даже ненавидя все языческое, показывать, что христианство своим учением не вводит чего-либо такого, чего нет и в других религиях. Если, в частности, язычество имеет мистерии, то почему не быть в христианстве Таинствам. С другой стороны, распространяя христианское учение среди языческого общества, они озабочены были тем, чтобы преподать это учение в наиболее доступной и понятной форме. А для этого они должны были христианское учение представлять вниманию язычников со стороны сходства с тем, что существует в язычестве.
Так как наиболее близкая параллель существовала между тремя христианскими Таинствами (Крещением, Миропомазанием и Евхаристиею) и соответствующими тремя степенями языческих мистерий, то отцы Церкви преимущественно и раскрывали эти три Таинства, прилагая к ним наименование в полном смысле Таинств. Рассуждая о христианских Таинствах, отцам Церкви по необходимости приходилось пользоваться и терминологией языческого мистического языка.
Если борьба с язычеством имела большое влияние на общие приемы раскрытия отеческого учения о Таинствах, то борьба с гностицизмом способствовала раскрытию существенных сторон этих Таинств. Как известно, основным началом гностических систем явилось учение о непримиримости и совершенной противоположности духовного и материального мира. Гностицизм не являлся заблуждающимся в отдельном каком-либо вопросе христианского учения, он представлял целую систему своих воззрений, существенно отличавшуюся от истинного учения Православной Церкви. Смотря на материю как на начало, враждебное духовному миру, он не допускал истинного воплощения Спасителя, вследствие чего гностицизм не мог допустить и употребление чувственных элементов в Таинствах. К этому еще присоединилось неуважение гностиков к авторитету Церкви, к церковному Преданию. Поэтому отцам Церкви необходимо было разоблачить и ложность этого учения.
Что касается учения о Таинствах, то святые отцы в борьбе с гностицизмом раскрывали его не непосредственно, а в связи с раскрытием основного учения о Боге и Его свойствах, а поэтому оно и не представляет из себя специального отдельного святоотеческого учения. Те м не менее, касаясь по временам гностического учения о таинствах, они имели случай в борьбе с ними раскрывать необходимость и целесообразность чувственных элементов, употребление которых заповедано Самим Богом. В этой борьбе отцами Церкви преимущественно раскрыты три Таинства: Крещение, Евхаристия и Брак.