– Ничего не понимаю. – Мама заглушила мотор, потыкала пальцем в зависший навигатор и беспомощно всмотрелась в черноту, окружавшую машину. – Кажется, где-то здесь должен быть наш поворот.

Я отложил новый выпуск «Монстрыцарей» и поднял голову. Мы уже несколько часов кружили в темноте, не зная, в какую сторону направляемся.

– А что, если мы попали в Бермудский треугольник? – выпалил я. – Связи нет, навигатор не работает, все сходится!

– Бермудский треугольник в море, тупица, – фыркнула рядом Агата и отпихнула меня в сторону. – Подвинься, ты мне на ногу наступил.

Никакую ногу я даже и не трогал – но теперь, разумеется, ткнул ее пяткой.

– Мам, скажи гремлину! – Агата от возмущения сняла наушники и перестала выбивать барабанными палочками ритм по спинке переднего кресла.

– Угу, – рассеянно согласилась мама, разворачивая огромную бумажную карту.

Агата цапнула с сиденья мой комикс. В ответ я попытался выхватить барабанную палочку, но только больно получил ей по пальцам. Потянулся сорвать с ее шеи наушники и тут заметил, что на земле за окном что-то поблескивает.

– Там что-то есть, – я перегнулся через сестру и прижался лицом к стеклу, прикладывая ладони домиком с обеих сторон.

– Эй!

Сбоку от дороги валялось что-то большое и неподвижное. Я различил очертания длинного столба с перекладинами.

– Здесь есть указатель! Он упал.

Сестра толкнула меня локтем.

– Выйди посмотри.

Я неохотно покосился в темноту за окном.

– Что, гремлин? Неужели боишься? – Сестра включила свою фирменную ехидную ухмылку.

Я испепелил ее взглядом – ну, по крайней мере, постарался – и вытащил фонарик. Заодно прихватил свой меч, торчавший из рюкзака.

– Я никогда ничего не боюсь. – Я толкнул дверь и выпрыгнул наружу.

Пахло мокрой землей и травой. Прохладный воздух забрался щупальцами под футболку, и я торопливо включил фонарик. По обе стороны от дороги чернел лес. Указатель валялся в траве поодаль – чтобы посмотреть, что на нем написано, нужно было отойти от машины. Я поежился.

– Просто лес, подумаешь, – фыркнул я себе под нос и пошел к указателю.

Кроссовки в тишине зачавкали по чему-то сырому и скользкому. Я быстро прошагал по траве к упавшему столбу, глядя только на желтый кружок, выхваченный фонариком из темноты.

– Ва-ся… – шепот донесся неизвестно откуда. Одновременно издалека и словно прямо над ухом.

Я резко вскинул голову. Из темной громады леса как будто что-то следило за мной. Я покрепче перехватил рукоять меча.

– Вася! – мамин оклик долетел из машины. – Ну что там?

Вздрогнув, я наклонился к указателю. Вот оно, Красные Сады. Я осторожно глянул в сторону – лес как лес. И никто не шепчет.

– Показалось, – я развернулся и побежал обратно, стараясь выбросить из головы странное ощущение.

Ощущение, как будто мне вовсе не показалось.

Обычно в таких случаях говорят: хуже всего было то, что… Но я даже не мог выбрать. Худшим в этой поездке было абсолютно все.

То, что мы колесили с раннего утра и в итоге заблудились. То, что я был вынужден сидеть на одном сиденье с Агатой – злой и раздраженной Агатой, что делало ее еще вреднее, чем обычно. То, что мы оставили свою привычную жизнь и направлялись в крошечный городок, где никогда не были, – в бабушкин дом детства, о существовании которого до недавних пор даже не знали. И… да, конечно, худшее все-таки было, я просто старался о нем не думать. Худшим было то, что бабушки – той, что пекла самые вкусные оладьи на завтрак, свистела, когда я забивал голы на футбольных матчах, и знала вместе со мной все о «Монстрыцарях», – больше не было.

Она никогда не болела, ни на что не жаловалась, у нее всегда все было в порядке. А потом вдруг раз – и ее больше не стало. Навсегда.