Его губы тронула грустная улыбка, а полные доброты глаза сощурились, скрывая разочарование. Лавия улыбнулась, пытаясь унять нарастающий страх: если Анавем растрогался, ничего хорошего ей ждать не приходится!

Анавем ещё долго стоял у мостика, наблюдая за Ангелом. Она обернулась к нему, и он махнул ей рукой, промолвив чуть слышно, так, чтобы ветер не смог донести до исчезающего из вида Ангела его слова:

– Высшие силы – Силы, Господства, Власти и Святые! Я, Ангел-наблюдатель, наречённый Анавемом, прошу вас: смилуйтесь над Ангелом Лавией!

Аннушка, не скрывая восторга, бегала то по дорожкам фруктового сада, то по комнатам деревянного дома, расшатывая и без того скрипучие доски пола и то и дело забегая на летнюю кухню, где с самого раннего утра шла подготовка к сегодняшнему празднеству. Девочка с радостью выполняла любое поручение.

– Наша Аня – вот уж кто искренне радуется переезду! – с улыбкой заметила Людмила, повернувшись к мужу.

Они сидели на открытой веранде дома. Не прекращавшаяся суета на кухне подсказывала супругам, что гулянья в честь их возвращения никто не отменял. Во дворе были расставлены длинные столы с белыми скатертями. Вся имевшаяся в доме посуда была вынесена на улицу. Но столовых приборов и стульев всё равно не хватало. Недостачу восполнили соседскими тарелками и скамейками. Филатовы позвала в гости не только родственников, но и обитателей близлежащих улиц. Жители Заозёрска жили дружно. Так повелось у заозерчан давно: быть вместе и в горе и в радости.

– Бабушка, бабушка, дай мне огурчик, – прозвенел из погреба нежный голосок Аннушки.

– Тебе какой?.. Выбирай!

– Самый малюсенький.

– Ой, Анюта, не морочь мне голову! Он же – на самом дне! Мне до него рукой не достать. На, возьми другой! Он ничем не хуже того.

Стас закатил кверху глаза, и супруги рассмеялись:

– Да уж, наша дочь скоро всех уморит!

Людмила прикрыла ладонью рот:

– Она вчера дрессировала пса, так он сегодня из конуры не вылезает!

– Бедный Валет!.. Ой, Люда, посмотри, какая вокруг красотища! Всё – натуральное, не то, что в Москве!.. Скажи мне, а почему Ленка не выходит из комнаты и дуется, когда я начинаю с ней говорить?

– Она выходит, только – ночью.

Стас приподнял в удивлении брови, а жена продолжала:

– Щетинится пока! Всё же хорошо, что стала хоть иногда выходить на свет Божий. Я тут, два дня назад, решила за ней последить и…

Из подвала раздался душераздирающий крик. Через мгновенье в дверях показалась испуганная бабушка, за ней – плачущая девочка. Свет ослепил её, она зажмурилась и заплакала навзрыд. Старая женщина явно пребывала в шоке. Бледная, как мел, она беззвучно открывала рот. Как рыба! Правой рукой женщина безостановочно крестилась, не прекращая класть на себя Божье Знаменье даже тогда, когда, как подкошенная, свалилась без сил на землю:

– Бес… бес… истинный бес! Боженька, прости меня, спаси и сохрани!

Людмила подхватила дочь на руки. Стас, взяв подгрудки мать, помог ей подняться.

– Что случилось?! – донёсся со второго этажа встревоженный голос Василия Павловича, отца Стаса.

Из кухни прибежали сноха и соседка.

– Катерина, что случилось?! – завопили одновременно обе.

Старая женщина была не в силах вымолвить ни слова. Все обступили её. Гул расспросов и восклицаний вмиг смолк, когда заскрипели ржавые петли дверей погреба. Лицо матери Стаса исказилось от ужаса, а дрожащий перст указывал на тёмную фигуру в проёме.

– Бес! Бес! – снова закричала бабушка, и её поддержали женщины.

На улицу из темноты вышел… нет, не бес, а старшая дочь Филатовых Елена!

Стас был единственным, кто не поддался панике. Он грозно посмотрел на дочь, которая хохотала во всё горло.