– Он был педофилом, – наконец решился я и встал со своего пенька. – Приставал к детям и был осужден.

– Педофилом? – удивленно переспросил Надир. – Вот как?

– Да, – сохранить все в тайне у меня не вышло. – В том числе он приставал к моей дочке.

Вот и все. И зачем надо было что-то скрывать? Мне стало легче, я расслабился, а в глазах у Надира, по-женски красивых, появилось удивленное выражение.

– Что вы такое говорите, господин главный комиссар?! К вашей дочери?

Я покачал головой:

– Да, к моей покойной дочке, много лет назад… История долгая, но убитый тогда подарил моей Айсун Барби, очень похожую на ту, что мы обнаружили рядом с трупом.

Видно было, что эта информация глубоко поразила Надира, впрочем, он быстро взял себя в руки. Прокурор еще раз внимательно оглядел тело, которое под воздействием жары начало раздуваться, и снова обратился ко мне:

– И что вы можете сказать об этом? Какой у всего этого смысл?

Хотя я был весь на нервах, показывать этого было нельзя. Поэтому, скрестив руки на груди, я пустился в рассуждения:

– Вероятно, его убил тот, к чьей дочери он приставал. Мне знакомо это чувство… Упаси Аллах попасть в похожую ситуацию… После такого родителям легко потерять контроль над собой. Ты перестаешь хоть что-то понимать и в слепой ярости можешь запросто убить педофила.

Я перевел дух и указал на жертву:

– Но это преступление вряд ли совершено в состоянии аффекта. Когда человек теряет контроль над собой, тело убитого бывает искромсанным от ярости, а здесь, смотрите, обошлись одним выстрелом. Убийца действовал хладнокровно и очень профессионально… И это убийство – своего рода послание нам. То, что тело оставили именно на детской площадке, то, что глаза были завязаны красной тряпкой, то, что хватило одного выстрела, то, что ему отрезали мочку уха, – у всего этого есть смысл. Как и в том, что рядом с ним оставили – если, конечно, оставили, это еще нужно доказать, – куклу в розовом платье. Еще раз повторю, не приходится сомневаться в том, что убийца хочет передать нам некое сообщение…

– Некое сообщение, господин комиссар? – перебил меня Али. – По-моему, он явно намекает: если государство не способно разобраться с педофилами, то придется взяться за самосуд.

Надир бросил на моего подчиненного короткий взгляд, но никак его слова не прокомментировал.

– Невзат-бей, я не пойму, как это убийство связано с вами? – спросил он, вытирая синим носовым платком крупные капли пота со лба.

Али задело, что на него не обращают внимание, и он уже вскинулся, чтобы ответить за меня, но Зейнеп опередила нас обоих:

– Может быть, никакой связи тут и нет. Может, это просто совпадение. Педофил мог подарить такую же куклу другой девочке. Барби в розовых платьях могли быть его фетишем. Отец пострадавшей девочки убил его и оставил куклу рядом с телом.

Сомнение из глаз Надира не исчезло. Так же, как и мы, он пытался представить картину происшествия, но фрагменты пазла никак не складывались.

– Все может быть, – наконец произнес он. – Возможно, скоро мы все поймем, Зейнеп-ханым.

Его взгляд снова упал на песок.

– Один-единственный выстрел в затылок, повязка из красного шелка, детская площадка, кукла в розовом платье… Вы правы, комиссар, все это выглядит как части одной истории… Истории, которую мы пока не знаем. Надеюсь, это не начало серии… – Прокурор глубоко вздохнул. – Честно сказать, здесь чувствуется почерк серийного убийцы. Надеюсь, что я ошибаюсь и расследование придет к другим выводам, но я бы посоветовал покопать и в эту сторону.

Он на секунду замолк, а потом доверительно улыбнулся мне: