– Никто ни про какое вторжение не знает, – Михалыч пожал плечами, – никто. Короче, мы тут меж собой посудачили и решили: наших похороним, а эту пакость сожжем. И будем жить дальше.
– А как же контакт? Инопланетяне? Межзвездные перелеты? Мы же не одни во Вселенной!
– Едрена кочерена! В гнилую кадушку таких инопланетян!!! Даром нам такие братья по разуму не нужны!!! Кочерыжки проклятые!!! Да и нам все равно никто не поверит, сгоряча всех порубали, не осталось никого.
– А бочки эти? Пепелацы?
– А что бочки? Горели как обычные.
Подошел облепленный рваными капустными листьями дед Поликарп, с бензопилой «Дружба» в руках:
– Ну что, сынки, победила «Дружба»? – он поставил пилу на землю, забрал бутылку, приложился и одним глотком допил.
– Победила, – в один голос сказали Витек и Михалыч.
– Вот и ладненько. Пошли по домам, мужики. Завтра день тяжелый, наших хоронить будем.
Жизнь покатилась дальше, будто и не было вторжения, будто все это привиделось от чрезмерного употребления капустной. Долгими зимними вечерами Михалыч и Витек, допивая оставшиеся от бабки Марьи запасы, судачили о проблемах внеземной жизни, вспоминая погибших односельчан. Капусту в деревне никто больше не сажал…
Мотылек
Рассказ написан на XXV Осенний Пролёт Фантазии
Ранее публиковался в сборнике «Соскучились, диабетики?»
Проклятый мотылек надоедливо и натужно бился о засиженный мухами молочный плафон тусклой сороковатной лампочки. Где-то далеко лениво, будто утомившиеся на богатой свадьбе гости, орали лягушки. А тут было тихо, как в свежевырытой могиле. И пахло похоже. Я, не отрываясь, смотрел в огромные холодные глаза гигантской змеи, чья голова торчала над забором, слабо покачиваясь, словно висящий на веревке носок под свежим майским ветерком. Рука, сжимающая пистолет, уже подрагивала от напряжения, но стрелять я не решался. Знал, что пресмыкающиеся живучие твари и страшно было представить, что сделает со мной эта жуткая тварь, если я не сумею ее прикончить сразу. Толщиной с бревно – даже если попаду в мозг, умрет не сразу. А такая туша, даже просто бьющаяся в конвульсиях, бед может натворить немалых. Хлипкие деревянные столбики крыльца сокрушит на раз. Да и не факт, что в темноте двора не скрывается ее подружка. Стоящая за воротами машина казалась недосягаемой, как пустыня Калахари.
Змея атаковать не спешила, томно поводя по мне немигающим взглядом. Было очевидно, что спешить ей некуда. До рассвета еще далеко, и не факт, что этот ужас исчезнет на рассвете, растаяв под первыми солнечными лучами. Что-то скреблось снизу-сзади. Я, насколько мог, скосил глаза. Живучий, черт! Хозяин негостепримного дома, так и не приютившего меня этой ночью, неспешно полз, выбрасывая вперед руки, вцепляясь пальцами в половицы и подтягивая тело. Половину тела: ноги перерубленный хозяйским топором позвоночник потерял где-то по пути. Из обрубка туловища лилась кровь, оставляя широкий след, но верзила полз, неудержимо, как сходящая с горной вершины снежная лавина.
Твою мать! Я думал, что отрубив полтуловища, прикончил его. Живучие они тут, в глуши. Лесовики. Гвозди бы делать из этих людей… Глаза ползуна сверкнули густым желтым светом. Человек ли он? Змея качнулась сильнее, задав новый ритм своему метрономному качанию. Какого черта я не взял из машины второй ствол? Или хотя бы тайзер – крайне полезная штука при ловле неплательщиков или беглецов из частных тюрем. Хотя внедрение автоматических алгоритмов, прозванных «роботоколлекторами», снизило число должников, без работы я все равно не оставался: хватало отчаянных, а чаще, откровенно глупых людей, надеющихся, как в старые времена, не отдать кредит или отделаться процедурой банкротства.