– Мы подумаем, – прервал я.

– Подумайте. – Он ушел.

– Псих, – сделал вывод Федя. – Пришел посмотреть, где что плохо лежит. Ночью нагрянет с кражей. Собаку что ли завести? – задумчиво посмотрел на меня.

– Где мы собаку возьмем? Местную брать нет смысла – она на своих лаять не будет. А ехать за собакой в город – лишний раз светиться.

– Это да, – согласился Федя. – Лишний раз светиться нам не к чему.

Мы обернулись и посмотрели на дом.

– Сейчас опасно, – решил я. – Вдруг он где-то поблизости спотыкается?

– До темноты ждем?

– Да.

– Может проще в огороде?

– Не надо. Решили в саду, так в саду.

– Ок.

Яму выкопали ближе к вечеру.

– Давай перед тем, как их притащим, по саду пройдемся, посмотрим, чтобы никто не шнырял, – предложил я.

– Давай, – согласился Федя, ставя лопату и поднимая прислоненный к жерди ограды чехол.

Мы не спеша шли вдоль ограды, оглядываясь по сторонам. Федя шальными глазами посмотрел мне за спину. Я оглянулся и наткнулся еще на один взгляд – мутный. На столб ограды была насажена голова Пашки. Мутные глаза слепо смотрели сквозь залитые кровью очки в нашу сторону. Под столбом валялась погнутая борона с отломанными зубьями. Я вспомнил недавний разговор с мертвецом и почувствовал, как волосы встают дыбом.

– Голова, – наконец сказал Федя. – Может, это русалки его?..

– Когда щекочут, то голову не отрывают… – возразил я.

– Ну… это да… А если мавки? Он же говорил…

– Ну… не знаю…

– Он слишком много болтал, – раздался сзади приятный женский голос.

Мы с братом едва не подпрыгнули от неожиданности и резко развернулись. Перед нами стояла очень красивая молодая бледная женщина в светлом полотняном платье, с длинной перекинутой через плечо русой косой, вокруг которой громоздилась копна распущенных волос, вся обвешанная венками из ржи, веток и васильков. Руки, по локоть открытые короткими рукавами платья, были испачканы кровью.

– Это вы его? – подчеркнуто вежливо спросил Федя.

– Я, – смущенно улыбнулась женщина, показав красные зубы, и слизнула с левой ладони кровь Пашки. – Долго он от меня бегал, паршивец. Добегался.

– Понятно, – кивнул брат. – А, собственно говоря, за что?

– Я же сказала: болтал много.

– Тоже ясно, – опять кивнул Федя. – Длинный язык еще никого до добра не доводил. Скажи, Володя.

– Есть такое, – согласился я, слегка приоткрывая чехол.

– А вы что, – удивилась женщина, широко распахнув ярко-васильковые глаза с двойными желто-зелеными узкими зрачками. В глазах ее плясали наши с братом перевернутые вверх ногами отражения, – меня разве не боитесь?

Мы с Федей переглянулись.

– Совсем не боитесь? – улыбка женщины выцвела. – Нас положено бояться. – Теперь на месте улыбки проступил злобный оскал.

– Мы люди приезжие, – дипломатично выставил ладони вперед брат, – в ваши дела и разборки не лезем.

– Не боитесь?

– Мы сами по себе, – пожал я плечами. – Вам не мешаем.

– Я мавка!!! – взревела женщина. – Вы должны трепетать передо мной, черви!!!

– Тяжелый случай, – с сожалением вздохнул брат, тоже приоткрывая чехол.

– Можно сказать – клинический, – поддакнул я.

– Да я вас!!! – мавка сорвалась на визг и, угрожающе растопырив руки, медленно пошла на нас.

Я вырвал из спиннингового чехла карабин, Федя – ружье. Выстрелили мы практически одновременно. Картечь смачно шлепнулась в грудь, пуля карабина звонко вошла в череп. Мавка рухнула навзничь. Я, подойдя поближе, влепил контрольную пулю в голову сбоку, повыше уха, подыхающему мифологическому персонажу.

– Вот же дура, – Федя подобрал гильзы моего карабина. – Теперь из-за нее еще одну могилу копать придется.

– Бросим ее вместе с родителями и все дела, – предложил я.