– И долго… долго мне тута стоять, – произнес коредейв и вновь шагнув вперед остановился, но лишь затем, чтобы добавить уже мало понятно, – вледи блино. Ю дал и унерхав ун. Сей миг уйду.

Он теперь и вовсе рывком скинул руки вниз, и срыву сойдя с места, широким шагом направился мимо меня в сторону деревьев, живописуя всем своим видом такое недовольство, словно его перед этим заставили воровать у собственных родственников остатки, высохшего до состояния коричневой глины, мяса. И меня прям пробрало…

Я вообще редко гневался, так как знал, что сие может закончиться всплеском активности моих способностей, тех которые особенно боялся. Но сейчас, да еще и будучи сознанием, позволил себе испытать это приступ бешенства. Ибо его недовольство в явно наблюдаемой сытости, ухоженности, чистоте казалось вызовом моей одинокости, ненужности, вечной нужде и горести, а теперь еще и боли, вызванной желанием сродников убить, добить меня.

Посему резко вскочив на ноги, я погнался вслед коредейва, а нагнав почти возле дерева, высоко выпрыгнув вверх, что есть силы шибанул кулаком ему по голове, стараясь, так-таки, дотянуться до венчающего его лоб переливающегося желтоватым светом камня, указывающего на особый статус или возраст. Впрочем, как можно понять, хоть мой удар и достиг юношу и пришелся ему по слегка наклоненной назад затылочной части головы, никакого вреда не принес, в отличие от меня. Так как от сей беготни, да еще и рывка, прыжка вверх, в спине проскочила такая колющая, жгучая боль, и точно что-то тягостно хрустнуло. Посему я не смог приземлиться на ноги, а плашмя рухнул на живот и лицо, вновь утонув в золотисто-желтых колосках трав, громко застонав, а миг спустя услышал вопрос:

– Как вы тут оказались? – будто направленный вдогон к уже затерявшемуся между деревьев коредейву.

Бешенство мое сразу прошло, стоило мне только испытать боль, и точно излилось в кисловато-пахнущую и теребящую мое лицо траву. В которую я от обиды, испытанного, хотел выплеснуть поток слез, да только слезы у меня если и текли лишь из привычных глаз. Будучи же сознание я мог всего-навсего тягостно дрожать всей своей кристаллической поверхностью. И составляющее перламутрово-серебристое плотное вещество моего сознания, ощутимо завибрировало, сбавляя пережитую боль и гнев, вновь возвращая привычную для меня ровность поведения, лишенную, как таковой ярости или зависти.

– Доброго времени суток, вы меня видите? – слышимо прозвучало прямо надо мной и я, переместившись, сел, да тотчас поднял голову, с удивлением обнаружив стоящего напротив меня, касающегося головой одной из ветви дерева мужчину. И это создание было точно не коредейв, и не человек.

Определенно, высокий, таким, какими выглядели взрослые коредейвы, чью расу, как и многие другие, составляло только мужское население, этот мужчина смотрелся очень толстым. Таких толстых я никогда ни видел… даже у коредейвов, не говоря уже о людях. Впрочем, обратившееся ко мне создание имело приятную для взора полноту, с мягкими, округлыми формами рук, ног, удлиненной кверху головой, лица, чуть подпирающего короткую шею широкой складкой второго подбородка. Нежно-голубая кожа мужчины слегка переливалась (точно он ее натер), а на каплевидном лице с прямым маленьким носиком, два крупных глаза, окутанных прилегшими густыми ресничками, залегали под выступающими надбровными дугами, не вдоль, а поперек, потому верхние их уголки словно рассекали тонкие, изогнутые брови напополам. Впрочем, внутри они выглядели на первый взгляд обыденно, ибо в синей радужке просматривались белые крохи зрачков. Большими, толстыми были светло-красные губы создания, а начиная от корней волос на лбу, прямой линией вниз начерталась черная полоса, вроде разграничившая правую и левую сторону его лица. Она спускалась по лбу, проходила как раз на стыке между бровями, по спинке носа и вновь делила на части губы, и низкий, маленький подбородок, являясь не нанесенной, а естественной. Густые, черные, вьющиеся волосы лежали у него на плечах, чьи кончики венчали маленькие переливающиеся камушки. Он и вообще был весь украшен серебристыми широкими изогнутыми запястьями, кои поместились на его оголенных плечах, локтях, густо покрытые разноцветными (и, как я понимал) драгоценными камнями. Его пальцы по четыре на каждой руке, где явно отсутствовал безымянный, а большой перст, самый длинный, выходил почти из верхней конечности запястья (точно из костей предплечья) завершаясь на одной линии с остальными, наверно являясь отдельным органом движения, также были украшены кольцами. По три золотистых кольца висели и в мочках его небольших и плотно прижатых к голове ушей, едва прикрытых прядями волос, и еще одно поместилось у него в правой ноздре, где переливался большой белый камень так, ровно это создание любило одеваться, украшать себя и вообще…