– Данила, присаживайся, – произнесла Людмила Петровна, и Даник сел рядом со мной.

– Ну как? – негромко спросил он, покосившись на меня.

– Сильно, спасибо, – не выдумав ничего лучше, ответила я и показала большой палец.

Дорога домой прошла без слов. Я видела, как Даник расстроился, так как ожидал другой от меня реакции. Я же ничего, кроме скромного «прости», не смогла из себя выжать. Даник, обидевшись, довел меня домой и без слов попрощался, просто махнув рукой.

Замешательство улетучилось, когда я зашла домой. Мама подготовила к моему походу к тайному другу целый рюкзак, где я нашла небольшую декоративную подушку, что лежала у нас в гостиной, одеяло, а также теплые оладьи, яблочный джем и бутылку молока. Как человек, не знающий моей тайны, может точно угадывать, что мне нужно? Или ей все известно? На мой вопрос об этом она вновь, улыбнувшись, только подмигнула мне.

Ближе к вечеру я пошла к Антону. Каждый шаг, приближающий к нему, делал меня немного счастливее. Зайдя во двор, я остановилась. Впервые за все время у подъезда, куда я направлялась, кто-то стоял. Я сбавила темп, чтобы не привлекать внимание, и неспешно двинулась к двери. У входа, переминаясь, задрав голову к небу, стоял дедушка в старой солдатской шинели, несмотря на теплую весеннюю погоду. Сильный ветер трепал его седую длинную бороду и редкие волосы. Старик с вдохновенным лицом смотрел на летящий по небу клин журавлей. Словно погружаясь на глубину, я вдохнула побольше воздуха и собралась уже пройти мимо него, как он вдруг произнес:

– Ты что-то ищешь?

Потеряв дар речи, я взглянула на старика, который продолжал смотреть за растворяющимся в небесной сини клином. Когда птичья статья окончательно исчезла, он опустил голову и взглянул на меня. Его впалые глаза на сморщенном лице ярко заблестели.

– Я котенка потеряла, – выдала я безобидный ответ.

– Котенка? – переспросил он.

– Да, – произнесла я. Мой голос совсем уже меня не слушал, дрожа и прыгая то вверх, то вниз.

– Как выглядел твой котенок? – продолжал он свой допрос.

– Рыжий, с белым пятнышком на грудке, – не переставала выдумывать я.

– Посмотри на чердаке.

От страха у меня помутнело в глазах. Старик вытянул сухие тонкие руки из рукавов толстой шинели и почесал длинную бороду, продолжая словно изучать меня. Затем он медленно, хромая на одну ногу, подошел к двери и отворил ее.

– Проходи, не бойся, может, он там.

Я не знала, как себя вести. Убежать домой и вернуться ночью, когда его не будет? Зайти внутрь, как ни в чем не бывало? А вдруг он пойдет со мной на чердак? Последняя мысль вызвала у меня панику.

– Иди же, – проговорил он, держа передо мной открытую дверь.

Испугавшись собственного промедления, я вбежала в подъезд и стремительно поднялась на два этажа выше. Вбегая внутрь, я проклинала себя, уверенная, что это худший вариант и я подвергаю Антона смертельной опасности. Но я стояла уже в подъезде. Отдышавшись, я прислушалась, не поднимается ли старик за мной. В подъезде только раздавался свист ветра, прорывающегося через старые треснувшие окна. Перекинувшись через окно, я увидела седую лысеющую голову у подъезда – старик за мной идти не собирался. Можно было подниматься дальше на чердак.

Антон полусидя дремал на чердаке, укрыв себя всей имеющейся одеждой. Под редкими лучами заходящего солнца его приятное лицо светилось белизной. Все-таки он мне нравился. Исхудавшее лицо потеряло болезненный оттенок. В нем теперь ощущалась жизнь, в отличие от первой встречи, когда казалось, что дни его сочтены. В спокойствии чувствовалось некая уверенность, что он владеет ситуацией и знает, что делает сейчас и будет делать завтра. Даже теперь, взаперти, в тылу врага он знал, как поступит. Я тихо, не создавая шума, приблизилась к мирно посапывающему другу, достала одеяло и, сбросив все тряпье, накрыла его.