Сестры Маша и Даша читали стихи первыми. Девочки прекрасно выучили выбранные ими произведения. Стихи с помощью интересных рифм и сравнений восхваляли родные красоты. Но, чтобы это понять, я предприняла максимум усилий. Дело в том, что сестры по призванию были скорее физиками, а никак не лириками. Вся их игра с интонацией, паузами (а у Даши еще с жестикуляцией) смотрелась по-идиотски наигранно. Весь вечер они, наверное, рассказывали друг другу свои стихи и выдумывали свои образы, оттого и вышло у них одинаково безвкусно.
Следующей вышла к доске Василина. Наша красавица специально подобрала себе наряд – черное короткое платье с гигантской алой розой у шеи. Произведение она выбрала сугубо женское и, как по мне, глупое, но прочитала она его превосходно. Задача Василины, уверена, состояла в том, чтобы в очередной раз произвести впечатление своей грацией и женственностью на мальчиков.
За Василиной к доске пошел наш неисправимый чудак Аркаша. В своей манере он выбрал заумное с претензией на иронию стихотворение. Чтобы мы понимали, в каких строчках прячется «смешно», он изображал улыбку (получалось весьма мерзко) и даже прихрюкивал. Все и правда хохотали, но только от Аркашиных кривляний. Даже Людмила Петровна не смогла удержаться от смеха. Аркаша пошел к своему месту, переполненный гордостью, не поняв, что послужило причиной такому веселью.
Громче всех гоготали Кирилл с Васькой. Подметив такую веселость, учительница вызвала их к доске. Тут не произошло ничего необычного: монотонное чтение, запинки, забытые слова. Я даже не поняла, о чем стихи.
Следующим вышел Саша. Его страсть к чтению помогла ему найти стихотворение, о котором ничего не знала даже Людмила Петровна. Прочитал ровно, везде, где надо было, выдержал паузу, где надо – ускорился, выбирал оптимальную интонацию. Словом, противно стало слушать такое гладкое выступление.
Моя подруга Иля прочитала свое произведение о любви так проникновенно и волнительно, что еще одна строфа – и я бы зарыдала. Ее тихий ласковый голос только усиливал ощущение трагичности любви, о которой она поведала. Весь класс замер, впитывая каждую произнесенную строчку, каждую рифму. После того как она закончила, класс стал аплодировать. Кирилл с Васей кричали «браво». Иля же смущенно улыбнулась и пошла к своей парте.
Последним твердой походкой к доске вышел Даник. Он расправил плечи, повернулся вполоборота к нашей с ним парте и начал читать, не отводя от меня глаз. Строчки о любви размером со Вселенную звучали уверенно и громко, будто зачитывалась присяга. В этом была особенная прелесть. Эта твердость обладала неописуемой притягательностью. Но это если смотреть со стороны. Я же чувствовала затылком ехидные ухмылки некоторых одноклассников, видела злое лицо влюбленного в меня Кирилла, завистливый взгляд Василины. Сначала хотелось вовсе отвернуться, сделав вид, что чем-то занята и не понимаю сути происходящего. Учительница глазами мне показала, что я обязана уделить внимание возлюбленному. Мне пришлось повернуться к нему, выпрямиться и с таким же каменным, как у него, лицом прослушать стихотворение. Благо оно оказалось недлинным. Я не могла разобраться, приятно или нет мне все это. Вроде бы Даник, воплощение подрастающей отваги и силы, совершает романтический милый поступок, но меня перекручивало изнутри от неловкости и даже стыда. Когда стих закончился, класс зашумел, начиная увлеченно обсуждать выступление. Кирилл выкрикнул что-то едкое в адрес Даника. Василина, сидящая за мной, произнесла мне на ухо нелепую поздравительную речь.