Света нажала на пуск, и кругом замигало множество зеленых лампочек. Что-то запищало, зашумел вентилятор.

– Ты кофе сделаешь?

Ответа не было. Но я знал, что сделает.

– Светка, я влюбился.

– Надеюсь, не в меня?

– Что-то уберегло. Хотя еще недавно я об этом подумывал…

– Ну и кому же так повезло?

– Не знаю. Просто встретились в метро. Зовут Алена.

– А телефон?

– Ничего не взял. Не успел. Аллергия началась, расчихался, кидало по всему вагону. А выбросило на платформу – сразу прошло. Ты бы видела, как Она мне улыбалась… Знаешь? Я думаю, что Она Ангел. Поэтому и аллергия. Совершенно точно… Она, должно быть, Ангел…

– Улыбнулись ему в метро… Тебе лошадь улыбнется – ты влюбишься.

– Дура…

Она, наверное, обиделась. Ну и пусть. Я полез в карман и достал платок. Как в восемнадцатом веке, честное слово. Она ушла, как бы случайно обронив шелковый платочек. Ну, допустим, не случайно, и не обронила, и не шелковый… И я в него высморкался. Но все равно… Я бережно сложил его и убрал в карман.

– Будьте здоровы! – сказал серый, показавшись в дверях. Света, оторвавшись от кофе, повернулась к нему.

– Чего вы приперлись так рано? Вам же сказали – через час! Торопитесь куда-то? Будете заглядывать каждые десять минут, я еще дольше буду делать… Идите гуляйте!

– Но если она Ангел, куда Она прячет крылья???

* * *

Со Светкой мы так и не разговаривали. В восемь часов я брякнул дверным колокольчиком и ушел, доверив ей выключать все, прибираться и закрывать павильон. Гулял по городу, читал названия улиц. Около десяти я был дома. Шура (Друг. Как-то зашел с двумя бутылками пива. Так и живет…) впустил меня и ушел к раскрытому окну с кем-то ругаться. Видимо, я его отвлек. Я остановился у закрытой двери в дальнюю комнату, послушал – светофор не унимался. Зеленый свет светофора, скользнув по коньку соседней крыши, влетел в мое окно… Он раскачивал люстру, обдирал обои, сбивал с ног… Мы сожительствуем уже довольно давно… В панельной трешке… Шура, я и светофор… Сегодня снова спать здесь… Прикрепил очередную фотографию на правую стенку, выглянул в окно. Половина бабушки с десятого этажа угрожала Шуре милицией. Причем называла его моим именем…

– Срал я на вас, – кричала половина Шуры, – как та ворона на лисицу. «Ворона какнула… И прямо на лисицу…» Помните, что вы на десятом, а я на двенадцатом, и чтоб я тут ни сделал, все прилетит к вам.

По подоконнику что-то ударило, старушка испугалась, что Шура выполнил обещание, и скрылась. Еще удар. И еще. Первые капли падали тяжело и неуклюже, а потом разлились сплошным «Ш». Тикали часы. Тишина… Тишина – тикает и шелестит…

В дверь позвонили. Шура выглянул из своей комнаты… Когда она стала его?

– Если что, меня нет.

Больше года он говорит: «Если что, меня нет», а к нему никто не приходит… Хотя это полностью сглаживается тем, что он сам никого не ждет…

– Светка…

Она стояла совсем мокрая, волосы и вся одежда стали темнее, к подошвам туфель прилипла лужа… Должно быть, с улицы принесла… Прозрачные капли подрагивали на мочках ушей.

– Какие у Вас… Чудесные сережки.

Деваться некуда, нужно быть гостеприимным.

– Ты как здесь? Вроде живешь не близко… И адрес где взяла?

– Гуляла. А адрес запомнила случайно, у меня здесь тетка недалеко живет…

Чудно. Может, еще уйдет к тетке…

– Мы с ней не общаемся…

Я что вслух сказал?

* * *

– Кофе или пельмени? Осталась ложка кофе и с десяток пельменей. И то, и другое, извини, не предлагаю, то, что не попадет в сферу твоих желаний, станет завтраком.

– Тогда кофе.

Она сидела на диване в моей футболке и почему-то казалась мне опасной.

– Я надеялся, что ты выберешь пельмени. Шутка.