Ящерица выбежала на покрытый трещинками камень и оторопело уставилась на Нелли. Соображала, куда рвануть. «Если бы я была голодной, наверное, поймала бы и съела», прикинула Нелли и засмеялась: она думала как крыса!

Нелли состроила ящерице страшную мордочку. Ящерка, вблизи больше похожая на динозаврика из детской книжки, мгновенно исчезла.

«Беги, малышка, пока день прекрасен, а жизнь тиха!»

На последней мысли Нелли усмехнулась.

– Какая романтичная крыса попалась, – сказала она вслух.

– Это ты про кого? – спросил Нума из тенёчка.

– Про Эмму, – соврала Нелли. Спрыгнула с невысокого выступа стены и подошла к Нуме. – Зачем мы ей нужны? Как думаешь?

Нума перевалился со спины на бок.

– Не знаю, но накормила она хорошо. Сыр был свежайшим. А про абрикосы я вообще промолчу.

– Да, – согласилась Нелли. – И про орехи, и про вяленый чернослив промолчим. Но тебе не кажется странным, так классно кормить каких-то крыс с улицы?

– Ну, почему не покормить? И потом, мы же ни какие-то, а похищенные и спасённые. Они, монахини, должны понимать.

– Странные они, – не согласилась Нелли и вспомнила недавние события этого дня.

Действительно, необычно было отношение обитательниц монастыря к приехавшим в цветочной корзинке крысам. Эмма, распрощавшись с Гарри, открыв тяжёлым ключом обитую железом калитку в стене из светлого песчаника, внесла корзину и контейнер в небольшой вымощенный камнем дворик. Посреди него росла виноградная лоза. Место, где она выходила из земли, было огорожено камнями, а длинные плети свободно лежали на проволочной сетке, растянутой над двором от стены до стены. Во дворике было прохладно, уютно и спокойно.

– Смотрите, какие гости у нас, – едва войдя, закричала Эмма.

Из окна второго этажа немедленно высунулись две головы в белых покрывалах.

– Мы сейчас!

– Это мои сёстры, вы не бойтесь, – ласково проговорила Эмма. Она опустила руку в корзину, погладила по спинкам Нелли и Нуму.

У стены стоял стол, накрытый клеёнчатой скатёркой, и несколько табуретов. Эмма водрузила корзину на стол, аккуратно вынула Нуму и Нелли, посадила их рядком, словно мягкие игрушки, на один из табуретов.

Сёстры, шумя и толкаясь, выбежали из двери, открывшей на секунду вид в жилые комнаты. Эмма шикнула на них. Сёстры затихли и осторожно приблизились. Они оказались молодыми монахинями. Их лица их были совсем юными. И у них не было белых передников поверх чёрных хламид.

– Сестра Эмма, какие милые крыски! Какая хорошенькая двухцветная девочка, – всплеснула руками синеглазая монахиня небольшого роста.

– Обрати внимание на её бедный хвостик, сестра, – указала Эмма.

– Ой, какие ужасы ей пришлось пережить! Бедное дитя. Здесь такой шрам!

Нелли никогда не видела столько внимания к своей персоне и не слышала столько причитаний по её поводу. Она сидела совершенно хмурая, ожидая неприятностей или подвоха. Эмма, видимо, это почувствовала.

– Не будем навязчивыми, девочки. Это наши гости. Их надо накормить. Сестра, – обратилась она к улыбающейся второй монахине – толстушке, – очнись от созерцания и принеси нам что-нибудь вкусненькое.

– Он такой пухлик, – сказала толстушка басом и сложила в умилении ладони на груди. Нума скептически нахмурился.

– Сама такая, – буркнул он.

– Так бы и зацеловала!

– Вот не надо, – сказал Нума.

– Иди, иди, – подтолкнула девушку Эмма.

Монахиня перенесла крыс в следующий дворик, ещё более уютный. Под раскидистым платаном, который своей кроной закрывал почти весь двор, был устроен диван вокруг маленького фонтанчика.

Вбежала толстушка, едва удерживающая огромное блюдо, на котором белел сыр на листьях салата, горкой были насыпаны орехи, золотились абрикосы, поблескивал лаковой кожицей вяленый чернослив. Даже издалека было видно, что куски хлеба мягки, как облака, а колбаски сочатся сытостью.