– Ну смотрите, лев не станет жрать тухлятину. Не траваните мне его, и так еле достали.

– Обижаете! – Снова простодушно поднял свои незатейливые брови завхоз, – льва лучшим мясом кормим. Витамины для шерсти даём. Грива будет, какой не видывали.

– Ладно… так, двое, двое… минотавр наш неудавшийся, насколько я помню, и… э…

– Да придурок этот, с лицом осьминога. «Пиратов» насмотрелся…

– А-а! Вот что делают деньги в сочетании с глупостью. Надо ж такое выдумать! А потом кто-нибудь найдёт это через сотни лет и будут учёные головы ломать и думать, что нашу землю посетили инопланетяне. А на самом деле всё, как и всегда, проще гораздо… подождите-ка, сколько же он там лежит?

– С прошлого года.

– Ничего себе!

– Всё очередь не дойдёт. Много захоронений последнее время…

– Тут ты прав, Василий Палыч. И, кажется, я даже догадываюсь, кто к этому руку приложил!

Альбер Карлович уже не реагировал. По лицу его волдырями и судорогами бродила злоба. Главврач как будто смягчился:

– Ладно вам, прекращайте дуться. Видите же сами, что виноваты.

– Я не понимаю, почему из всех присутствующих именно ко мне вы относитесь с таким пристрастием.

– Потому что именно ваша работа вызывает больше всего нареканий, и это по-моему очевидно.

– Это как посмотреть, – буркнул зам и метнул очередную порцию молний в присутствующих.

Анжелика Юрьевна в такие моменты обычно закатывала глаза и с презрением отворачивалась, но она реагировала хотя бы как-то, а вот воздействовать телепатически на Василия Павловича было совершенно невозможно: он как сидел с самым непосредственным видом, так и остался, лишь, может быть, простые брови его чуть приподнялись, выражая на этот раз усмешку. Альберт Карлович ненавидел эти брови так же, как и бороду Гюстава Грантовича. Ему хотелось взять их с краю и отодрать раз и на всегда, вместе с дермой, чтоб уж наверняка. Медсестра Марина имела особенность огрызаться на его замечания. Формально его подчинённая, она ни в грош не ставила своего руководителя и выполняла его поручения, как ему казалось, из великого снисхождения. Заместитель кипятился, как переполненный чайник, жаловался Анжелике Юрьевне, но та опять томно закатывала глаза и для вида делала Марине замечание, в силу которого не верила сама. Так продолжалось изо дня в день, и нервная система каждого, в том числе и Гюстава Грантовича, неумолимо истончалась. Он вынужден был отвлекаться от научной работы и постоянно контролировать деятельность персонала, хотя по идее эта функция возлагалась на заместителя. И это уже порядком ему надоело. Он даже планёрки стал делать не каждый день.

– Давайте закончим этот балаган. У нас ещё двое. Анжелика Юрьевна, кратко и ёмко. Начнём с Людмилы Александровой. Как идёт процесс?

– Пока не очень. Болезнь не отступает, хотя видоизменения начались. Отёчность и проблемы с оттоком лимфы не устранены, но положительная динамика есть, правда очень медленная.

– Сегодня посмотрю её сам. Запланируйте на час дня.

– Проблема ещё в том, что организм дал неожиданную реакцию. Температура на днях поднималась до сорока одного, плюс тошнота и рвота. И кости…

– Что кости?

– Странная реакция со стороны костной системы. Мы… не исследовали заблаговременно метаболизм костной ткани, тогда на какие-либо проблемы в этой области ничто не указывало; теперь же у неё серьёзно обострился остеопороз. Кости разрушаются буквально на глазах…

– Вытаскивайте! Её надо вытащить! Это будет доказательством того, что наша методика может применяться и в лечебных целях!

– Вытащить – это одно, но если элэфантиаз так и останется? Это ведь будет ещё хуже, чем было, – пессимистично заметил Альберт Карлович.