Он присел на корточки, указывая на конкретные формулы:

– Оптимистичный сценарий: если вентиляция работает на приток свежего воздуха со скоростью хотя бы 1 м³/с, воздух будет обновляться полностью каждые 7.5 минут, и мы сможем продержаться несколько дней. Но… – Он провел мелом жирную черту под расчетами. – Пессимистичный сценарий: если вентиляция рециркуляционная или скорость потока близка к нулю, концентрация CO₂ достигнет опасных для здоровья уровней уже через 11-12 часов, а уровень кислорода упадет ниже критического (15%) примерно через 18-20 часов. И это без учета возможного увеличения потребления при панике, которое может сократить эти сроки вдвое.

Тишина повисла тяжелее бетонных стен. Даже Марк перестал ерзать. – Ты о чем, ботаник? – пробурчал он, но без прежней злости, скорее с нарастающим страхом.

– Он считал, насколько нам хватит воздуха в этом помещении. И не насчитал ничего хорошего, – произнес парень в Фиолетовых очках. – Но все эти вычисления лишь приблизительные. И мы не знаем, как именно работает вентиляция и работает ли вообще. А открывшаяся дверь и появление новых доступных нам помещений немного успокаивает. Полагаю, нас не собираются оставить здесь без кислорода.

Я подошел к одной из вентиляционных решеток. Все они располагались слишком высоко под потолком, чтобы почувствовать движение воздуха или услышать работу вентиляторов. Но Новиков ведь даже курил здесь трубку… Курил…

Я тут же закрыл глаза, воспроизводя в памяти момент: тонкая струйка дыма от трубки Новикова. В хаосе знакомств и демонстрации способностей Солы это казалось незначительным. Но сейчас этот образ всплыл с кристальной ясностью. Дым, легкий и почти невидимый, не клубился беспорядочно под потолком. Нет. Он стремился. Тянулся тонкой, почти прямой нитью именно к ближайшей вентиляционной решетке. Как железные опилки к магниту.

Открыв глаза, Алекс почувствовал не облегчение, а леденящий холодок понимания. Голос Кирилла, сухо перечислявший формулы гипоксии и гиперкапнии, эхом отдавался в голове. «Пессимистичный сценарий… рециркуляционная… 18-20 часов…»

Значит, вентиляция работает. Но КАК?

Рециркуляция? Самый страшный вариант Кирилла. Воздух гоняют по кругу, лишь немного очищая или охлаждая. Кислород медленно выдыхается, СО2 накапливается. Дым уходил в решетку – это хорошо. Но откуда берется новый воздух? Из другой решетки? Или…

Приток? Воздух забирается извне. Но откуда? Из другого отсека бункера? Из «чистой зоны»? Или… из таких же комнат, как наша?

Контролируемый приток? Самый коварный вариант. Воздух подается, но ровно в том количестве, чтобы поддерживать жизнь на грани. Чтобы держать нас в состоянии легкой гипоксии – вялых, податливых, легче поддающихся панике или внушению. Или чтобы регулировать скорость теста. Завтра «тяжелый день»? А если мы не будем «хорошо себя вести» сегодня, то воздуха станет меньше уже сейчас?

Разговор вокруг него продолжался, но Алекс слышал его как сквозь воду.

Фиолетовые очки: «…открывшаяся дверь и появление новых доступных нам помещений немного успокаивает. Полагаю, нас не собираются оставить здесь без кислорода». Наивно, – мелькнула мысль у Алекса. Новые помещения – новые клетки. Возможно, с другими параметрами воздуха. Или и вовсе с ловушками. Агата не даст нам просто дышать. Воздух – инструмент.

Марк: «Значит, задыхаться мы не будем? Ну, слава богу! А то я уж подумал…»