Ответом ему были оживленные голоса, которые звучали сегодня чуть громче, чем было принято во время заседания Совета.

– Я назову одно только имя – Окаяннов. Вы можете представить себе, что будет, если он доберется до нейропульсара? – князь внимательно прислушался к мыслям и эмоциям соратников и подтвердил: – Вот именно, ничего не будет. Ничего и никого. Единовластие над планетой такого, как Окаяннов, положит конец всему… и ему самому – тоже. Но это будет слишком высокая цена для его смерти. Поэтому мы должны подобраться к нему первыми. И времени у нас для этого – ноль.

Ярый взволнованно встал:

– Я понимаю, что мое предложение подобраться к Окаяннову с помощью нейропульсара прозвучит в противоречие моим предыдущим опасениям. Но тем понятнее будет для нас всех мера ответственности, которую мы на себя возьмем, начиная использование нейропульсара… – Ярый обвел всех присутствующих взглядом. Я готов выслушать каждого, но решать мы, конечно, будем путем голосования.

В зале тут же раздались голоса, непривычно перебивающие друг друга.

Ярый поднял руку и восстановил тишину:

– Мы сейчас выслушаем каждого, а потом решим, какие кардинальные действия мы должны предпринять.

Тотчас же взял слово самый молодой из членов Совета. Но, несмотря на свою молодость, – ему было едва за пятьдесят, – Петр Игнатьевич Сабинов пользовался всеобщим уважением. Доктор медицинских наук, ставший профессором в двадцать с небольшим лет, Сабинов обладал и тайными, незаметными для непосвященных талантами. Его телепатические способности были развиты настолько, что даже Свои иногда чувствовали неловкость от одного присутствия тихого и скромного Петра Игнатьевича. И сейчас, когда каждый еще только обдумывал, в какой форме высказать свое мнение, меньше всего можно было ожидать выступления от неизменно молчаливого Сабинова.

– Я понимаю, что проникновение в память и в житейские события предков с помощью «Витязя» всем кажется делом каким-то личным и безвредным. Еще мы привыкли думать, что это полезно для знания истории и возможности некоей корректировки событий. Мне это мнение с самого начала казалось ошибочным. Во-первых, я всегда высказывал опасения, что не бывает позитивной корректировки прошлого. Потому что позитивные в одном временном периоде, эти события могут оказаться негативными в другом. Я всегда говорил и опять не побоюсь повторить, что мы не имеем права влиять на историю, исходя только из собственных, сиюминутных расчетов. Может пройти два-три десятка лет, и наша корректировка окажется и лишней, и поспешной. Если не хуже. И вообще, я боюсь, что со временем эти путешествия в прошлое станут для многих, простите, развлечением. Мы – христиане. И мы не имеем права влиять на жизненный путь ни одного из своих умерших собратьев. На всё, что случилось с нашими предками, была, есть и будет воля Божья. Там, в глубине веков, мы можем только наблюдать и анализировать поступки, ставшие далеким прошлым. А здесь, в настоящем времени, молить Господа, чтобы Он не дал нам оступиться в нашей сегодняшней жизни, – чтобы, в свою очередь, у наших потомков не возникло желания что-либо подправить в своей родословной… Посему разрешите высказать мое твердое мнение: никакой практической пользы от «Витязя» ждать не приходится, поэтому во избежание катастрофических событий я предлагаю если и не уничтожить аппарат, то запретить его к применению… Теперь о том, что связано с использованием нейропульсара. Я совершенно согласен с князем Ярым. – Сабинов слегка наклонил голову в сторону Ивана Львовича в знак уважения. – И считаю весьма полезным использовать этот аппарат для проникновения в сознание Окаяннова. Слава Господу, что Он дал нам такое оружие против врагов наших. Много людей мы сможем спасти, не подвергая Своих дополнительному риску.