– Маргарита, доброе утро! Где Василий Михайлович? Клеоксимаб привезли.

– Хорошо, что привезли.

Маргарита выглядела беззаботной, но проигнорировала вопрос о пациенте, и сердце Аделины испуганно сжалось от нехороших предчувствий.

– Конечно, хорошо, а где пациент?

– Его состояние было нестабильным, операцию пришлось прервать, но было уже поздно. А лекарство… Хорошо, что привезли, у нас завтра плановая госпитализация ожидается, новому пациенту этот препарат тоже подойдет.

– Вы хотите сказать, что Гурский…

– А что Вас так удивляет? У него же организм уже совсем изношенным был, он буквально разваливался на глазах, Вы же сами его видели вчера – бледнее и тоньше листа бумаги.

– Да, но сперва он показался мне вполне здоровым на вид. Что ему ввели? Почему буквально за несколько часов он превратился в изможденного старика, а потом и вовсе…

– Умер? Называйте вещи своими именами. Если хотите работать здесь, то надо привыкнуть к смерти. Пациенты уходят, и чаще всего уходят быстро. Кто-то не успевает получить препарат, кто-то не успевает дожить до операции. Все пытаются найти виноватых в смерти пациентов, у меня половина отчетов идет по расследованиям. Столько работы, а еще Вы под кожу лезете: «Что случилось? Что ему ввели?». Откуда я знаю, может, ему вообще изотонический раствор ввели! Но вопросы тут не только Вы приходите задавать, вот еще один… борец за права пациентов.

В палату буквально влетела женщина лет тридцати, бледная и худощавая, в строгом черном костюме с большим количеством бумаг, торчащих из черного кожаного портфеля, и сразу же начала расстреливать Маргариту вопросами.

– Когда наступила смерть пациента Гурского? До, во время или после операции? Где протокол лечения, протокол вскрытия? Родственники настаивают на независимой экспертизе, но сперва мне нужно увидеть ваше заключение.

– Диана Рудольфовна, сколько раз я Вам говорила, что тут у меня не патологоанатомическое отделение! Я дежурная медсестра, пациента увезли на операцию в 19 часов, другой информации у меня нет. Моя смена закончилась, протоколы можете увидеть у лечащего врача пациента.

– Лечащий врач меня уже отправил решать вопрос с главным медицинским экспертом по страховым случаям Ерофеевым Артемом, но этот гадкий деловод говорит, что все данные сейчас находятся в обработке у их компании и не могут быть предоставлены мне, даже как медицинскому юристу, ранее, чем через неделю!

– Не такой уж я и гадкий, если не относиться ко мне предвзято. – На пороге появился рыжеволосый мужчина в дорогом костюме. – Вообще-то именно я помогаю пациентам получать компенсации из страхового бюджета по тем случаям, которые не предусмотрены Перечнем справедливого ограничения.

Артем выглядел старше Дианы и Аделины, хотя, вполне вероятно, был их ровесником. Он невозмутимо поправил наградной галстук цветов общенационального флага, указывающий на его особые заслуги во время третьей социальной революции. «Наверняка, был городским делегатом на съезде по разработке Общенациональных поручений в сфере охраны здоровья», – подумала Аделина.

– В самом деле? – скептично переспросила Диана. – Мне казалось, что компенсации получают только те, кто заблаговременно сделал добровольный взнос в вашу страховую компанию. Получается, что они сами оплачивают свое лечение, которым, возможно, даже не успеют воспользоваться!

– На всякий случай напомню, что объем компенсации не зависит от размера пайка пациента, заключившего договор со страховой компанией, все взносы имеют фиксированный характер, а компенсации могут быть ограничены лишь Великой Справедливостью, но никак не мной. Я со своей стороны делаю все, чтобы наши пациенты и их семьи получали компенсацию в максимальном объеме. Но если случай не страховой, то тут уже ни один Распорядитель бюджета не сможет нам помочь.