Что так, что этак – конец один. Он влип.

Тяжелые двери, ведущие к Большому залу, были открыты. Гильом взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Когда глаза привыкли к полумраку перехода, он разглядел крупную фигуру своего тестя, стоявшего у входа в зал. Гильом глубоко вздохнул и перешел на шаг. Глаз он не поднимал.

Пеллетье встал у него на пути.

– Где ты был? – спросил он.

– Прошу прощения, мессире. Я не получил вызова…

Лицо кастеляна потемнело, как грозовая туча.

– Как ты посмел опоздать? – стальным голосом продолжал он. – Или приказы к тебе не относятся? Или ты такой избранный шевалье, что можешь являться или не являться по собственному усмотрению, а не по слову сеньера?

– Мессире, клянусь честью, если бы я знал…

Пеллетье горько рассмеялся.

– Честью! – презрительно повторил он, тыча пальцем Гильому в грудь. – Не дурачь меня, дю Мас. Чтобы известить тебя, я послал слугу в твои покои. Времени на сборы было более чем достаточно. Однако мне приходится идти за тобой самому. А придя, я нахожу тебя в постели!

Гильом открыл было рот – и снова закрыл. Он видел, как в уголках губ кастеляна и в седоватой щетине его бороды пузырится пена.

– Что, растерял самоуверенность, а? Как, и сказать нечего? Предупреждаю тебя, дю Мас, то обстоятельство, что ты – муж моей дочери, не помешает мне дать тебе примерный урок.

– Сударь, я…

Без всякого предупреждения кулак Пеллетье врезался ему в живот. Удар был не сильным, но его хватило, чтобы отбросить Гильома к стене. Пошатываясь, он сделал шаг вперед, и в тот же миг тяжелая рука кастеляна схватила его за глотку и снова впечатала в стену. Краем глаза молодой человек видел, как sirjan у дверей зала склонился вперед, чтобы лучше видеть.

– Ты меня понял? – выплюнул ему в лицо Пеллетье, крепче сжимая пальцы.

Гильом не сумел издать ни звука.

– Не слышу ответа, – настаивал Пеллетье. – Ясно или нет?

На этот раз Гильому удалось выдавить из себя два слова:

– Ос, мессире.

Он чувствовал, как кровь прилила к щекам, молотом забилась в висках.

– Я тебя предупредил, дю Мас. Я буду наблюдать и ждать. Один ложный шаг, и ты о нем пожалеешь. Мы поняли друг друга?

Гильом задыхался. Ему кое-как удалось кивнуть, царапнув затылком по шершавой стене, и Пеллетье, прижав его напоследок так, что захрустели ребра, выпустил молодого зятя.

Он не стал возвращаться в зал, а в ярости зашагал обратно во двор.

Едва Пеллетье скрылся, Гильом скрючился вдвое, кашляя и глотая воздух, как утопающий. Он растирал помятую шею и стирал кровь с губ.

Постепенно дыхание выровнялось. Гильом оправил одежду. В голове уже крутились планы, как расплатиться с унизившим его кастеляном. Дважды за один день! Подобного оскорбления невозможно забыть.

Из дверей Большого зала до него вдруг донесся ропот голосов, и Гильом сообразил, что следует присоединиться к собравшимся, пока Пеллетье не вернулся и не нашел его на том же месте.

Стражник у дверей не скрывал усмешки.

– Что пялишься? – зарычал на него Гильом. – Держи язык за зубами, понял? Не то пожалеешь.

Угроза звучала серьезно. Страж мгновенно опустил взгляд и отступил, пропуская рыцаря.

– Так-то лучше.

Угрозы Пеллетье все еще звенели у него в ушах, и Гильом постарался проскользнуть в зал как можно незаметнее. Только румянец на его щеках да участившееся дыхание напоминали о происшедшем.

Глава 6

Виконт Раймон Роже Тренкавель стоял на возвышении в дальнем конце Большого зала. Он заметил, как прошмыгнул в дверь запоздавший Гильом дю Мас, но ждал не его – Пеллетье.

Тренкавель был одет для переговоров, а не для битвы. Алая накидка с длинными рукавами, с золотой вышивкой по вороту и манжетам доходила до колен. Синий плащ был застегнут на шее большой круглой золотой пряжкой, и лучи солнца, падавшие в высокие окна под потолком южной стены, играли на ней яркими отблесками. Над его головой висел огромный щит с гербом Тренкавелей, а за ним скрещивались два тяжелых копья. Тот же узор повторялся на знаменах, церемониальных одеяниях свиты и на доспехах. Он же виднелся над аркой Нарбоннских ворот за мостом – приветствуя друзей и напоминая им о давних узах между Тренкавелями и их подданными. Слева от щита уже много поколений висел гобелен с изображением единорога.