Из ящиков мы соорудили подобие стены – отгородились от нижнего чердака, чтобы не мешать папе, и приколотили к верхнему ящику пробковую доску. Осветили её лампами, прикололи к ней увеличенные копии конверта и открытки «я таджика». На журнальном столике разложили материалы по Болгарскому Красному Кресту, а в центр поставили поднос с творожными колечками и маковыми кексами – мама разрешила мне набрать всего побольше из витринного холодильника «Ратсхофа», даже заварила нам молочный улун и выдала пачку салфеток. Мы с Настей развалились на пляжных стульях, а Гаммер удовольствовался дедушкиным табуретом со спинкой из сдвинутых коробок.

Обустраивать штаб-квартиру было веселее, чем заниматься расследованием. Мы быстро поняли, что зацепок у нас маловато даже притом, что мы согласились считать зацепками буквально всё подряд: три марки, три штемпеля, портрет Майн Рида на конверте, сам конверт, фотографию речного пляжа с коровами на открытке, саму открытку и рассказ «я таджика» о том, как он в детстве читал библиотечные книги. Каждую зацепку мы выписали на отдельном листочке, а листочки разбросали по журнальному столику. Чуть позже, когда мы управились с кексами и перешли к творожным колечкам, Гаммер догадался разделить слова «я таджика» на отдельные зацепки: «приют в книгах», «старое здание библиотеки», «дряхлый пыжик» и, собственно, «я таджик». Не сказать, что это помогло.

– Что дальше? – спросила Настя.

– Не знаю, – призналась я.

– Думай! Ты у нас мозг операции.

– А ты кто?

– Я сердце операции.

– А я мускулы, – вставил Гаммер.

Мы с Настей рассмеялись. Где-то рядом, спрятавшаяся за коробками, шарахнулась Рагайна. На нижнем чердаке многозначительно кашлянул папа, и мы притихли, но всё равно продолжили смеяться. В целом мы не мешали папе работать – он не слышал нас, если мы вдруг не принимались говорить слишком громко. Гаммер покраснел. Потом ему тоже стало весело, и он закатал рукава свитера, показал нам мышцы на руках, правда, от смущения покраснел ещё больше. Когда мы успокоились, я сказала:

– Нужно искать точки соприкосновения. Где и как пересекаются зацепки.

– Да! – подхватил Гаммер. Рукава у него так и остались закатанными. – Тут должна быть стартовая подсказка. На любой карте…

– Это карта? – недоверчиво спросила Настя.

– Ну… головоломка. Так вот, обычно в головоломках где-то на поверхности – подсказка: что сделать в первую очередь. Вроде входа в лабиринт.

Мы пересели на пол, поближе к журнальному столику, и начали двигать зацепки, будто перед нами лежали разрозненные кусочки пазла. Я сразу отметила наиболее очевидную точку соприкосновения: болгарскую карточку и болгарскую марку со стервятником.

– Кстати, связь тут интереснее, чем кажется. Я немножко почитала про египетского стервятника. Он гнездится в горах.

– И? – не поняла Настя.

– На открытке – горы.

– Скорее, холмы. Но хорошо, пусть будет.

Настя попыталась скрестить стервятника с пыжиком, Орфея с Майн Ридом и виноград на российской марке с болгарской открыткой. Последнее было не так глупо, ведь в Болгарии, если верить ((Википедии», каждый год отмечали праздник виноградарей. Гаммер, в свою очередь, заподозрил связь между словами «приют в книгах», «старое здание библиотеки» и портретом Майн Рида.

– Вряд ли он находил приют в учебниках, – пояснил Гаммер. – Читал какого-нибудь «Всадника без головы».

Других связей мы не обнаружили. Договорились поискать что-нибудь о выписанных зацепках в интернете, разбрелись по штаб-квартире и уставились в смартфоны. Молча читали, потом забрасывали друг друга ссылками, под конец переписывались в «Вотсапе» и обменивались гифками. Ничего не добились и решили сыграть в «Гномов-вредителей» – нашу любимую настольную игру. Втроём играть было не так уж интересно, однако мы неплохо провели вечер. Когда я предложила подытожить первый день в нашей штаб-квартире, Настя заявила, что нужно лететь в Болгарию.