На Щорса он снова остановился, растерянно глядя, как ползут мимо автобусы и бредут редкие прохожие с одинаково серыми лицами. Потом, встряхнувшись, зашел в длинный магазин, занимающий весь первый этаж пятиэтажной панельки. Справа был гастроном, слева торговали всяким китайским хламом. Поболтавшись по торговому залу, Климов вышел, так ничего и не купив. Метров через сто его глаза остановились на золотистой вывеске «Бар «Золушка». Ян моргнул и решительно поднялся по скользким грязным ступенькам.

Полутемный зальчик оказался совершенно пуст. На хлопок входной двери из подсобки выскочила молоденькая девушка в синем рабочем кокошнике, встала с близорукой улыбкой за стойкой.

– Мне сто коньячку, – попросил он, устраиваясь на высоком стуле, – ну и бутербродик с икоркой, если есть у вас.

– С икрой? – переспросила девушка, недоуменно рассматривая хитрый узел его галстука родом из начала семидесятых. – А у нас нету… может, с колбаской?

– Давайте, – легко согласился Ян. – И сок вон тот, апельсиновый.

Барменша выставила перед ним рюмку коньяку, блюдечко с бутербродом, налила в высокий стакан сок. Ян выпил, не почувствовав вкуса дрянного напитка, куснул серой колбасы и отставил блюдечко с ней в сторону.

– Не нравится? – участливо спросила девушка. – У нас тут контингент, знаете…

– Догадываюсь, – кивнул Ян.

– Через вечер участковый…

– Естественно…

– Да нет, вы не поняли! – Она вдруг заговорила горячо, часто моргая и жестикулируя: – У нас тут эти… с овощного рынка которые. Иди, говорит, ко мне, женой у меня будешь. Ага, а какой? Пятой? У них тут полрайона в женах ходит. Мужиков-то в городе не осталось! Кто в Тюмень на заработки подался, а остальные так… какие они уже мужики? Все из дома вынесли…

Ян со стоном вздохнул, и девушка вдруг остановилась, с испугом глядя на него.

– Если бы у меня все было так просто, – пробормотал он, кладя на стойку две сотенные бумажки.

– Так это… – забормотала юная барменша, – у меня сдачи не будет…

– Забудьте, – брякнул Ян и вышел.

На улице снова начинался дождь. К сумеркам он перейдет в снег, а потом прекратится вовсе, зато подтаявшие днем лужи превратятся в коварные скользкие ловушки. Неверный шаг – и мокрые ноги гарантированы, а этого Климов не любил до ужаса.

Он пошел по Щорса, размышляя о том, что же делать теперь. Дома ждала груда нераспакованных вещей, и еще нужно было разобраться, как тут подключить Интернет. И – ах да! – следовало все же зайти куда-нибудь и прикупить хоть чуть-чуть провизии: на консервах долго не протянешь.

«Потом, – мрачно сказал себе Ян. – За руль я сегодня не сяду, а таскать сумки?.. да сколько я их протащу-то?»

Город, изученный за пять лет службы весьма основательно, сейчас казался ему удивительно чужим. Хотелось домой, в тепло кухни с уютным столом и обязательно с чашкой крепкого чая в руке. Ян уже остановился у перекрестка, чтобы перейти на противоположную сторону, как вдруг за спиной резануло женским голосом:

– Молодой человек! Молодой человек, ну же!

Он обернулся. Возле старенького прямоугольного «Фольксвагена» стояла растрепанная блондинка в турецкой дубленке и смотрела на него совершенно отчаянными глазами. Ян подобрался: офицерская кость, взыграв где-то в подсознании, заставила его сделать два шага навстречу.

– Что случилось?

– Водила у меня забухал, вот что, – горько выдохнула та. – А мне товар на Грайку отвезти на точку надо, хоть убейся. А то деньги уйдут…

– Да я выпил, – развел руками Ян.

– Так отвезу-то я сама! Просто грыжа у меня, поднимать нельзя ничего. Вы вот помогите, если можете. Я ж вижу, человек вы интеллигентный, да и здоровья вон сколько. Шесть ящиков водки забросите?