Краски покупались в ближайшем от автовокзала магазине «Школьник», а всё остальное время увольнения Малой проводил с одной разведённой дамой, имеющей в городе однокомнатную квартиру в новом микрорайоне. Дама была на двадцать лет старше ефрейтора, красотой и статью не отличалась, большим умом наделена не была. Зато обладала необузданным темпераментом в постели и имела определённые кулинарные способности. А большего солдату и не надо. Зачем ему умная и красивая женщина? Такую и на гражданке днём с огнём не найдёшь. Да и дискуссионная это тема – должна ли красивая женщина быть умной. Из десяти мужчин только половина скажет, что они встречали такую. А из половины лишь один заявит, что хотел бы на ней жениться.

Малой, конечно, так не рассуждал. Он же не был философом и жил не в бочке, а во вполне комфортной казарме. Но его ещё первобытное подсознание справедливо подсказывало, что с красивой и умной женщиной ему связываться не стоит, иначе со спокойной и довольно размеренной (в его случае) армейской жизнью можно будет распрощаться.

Был последний день дежурства второго дивизиона, зенитно-ракетного комплекса С-200 Томского полка ПВО. Целый месяц Трофимов со старшим лейтенантом Матвеевым несли поочередно боевое дежурство, через сутки сменяя друг друга.

Последний наряд, заступить в который и предстояло Игнату, бывает самым долгим. Смена приходит не в девять утра, как обычно, а дежурство заканчивается на полтора часа позже, после того как пройдёт ритуал передачи дежурства первому дивизиону.

Лейтенант, предвидя длинные сутки, неторопливо спустился в капонир. Старший лейтенант Олег Матвеев, или просто Матвей, стоял в дверях учебной комнаты в фуражке и с портфелем в руках. Было заметно, что он не так давно проснулся, и на его рыжем от многочисленных веснушек лице с рыжими же взлохмаченными усами отпечаталось несколько характерных рельефных складок. Не здороваясь, он возмущённо набросился на Трофимова:

– Ну, где тебя носит?! Я уже должен быть в ДОСах!

– Спать что ли хочешь пораньше лечь? – спросил лейтенант.

– Я половину ночи в кабине лобиком фуражку давил, – пожимая протянутую руку, ответил Олег. – Так что спать пока не хочу. Мне надо срочно в город съездить, а автобус уже через час.

– Успеешь!

– Успеет у тебя в штанах, а мне пять километров придётся бежать! – возмутился Матвей.

– Вот и потренируешься, заодно морщины от фуражки на лице разгладятся.

– Попрошу не умничать! Придёт Пингвин – скажи, что с модуляцией что-то не так, пусть посмотрит, – удаляясь, наказал Олег.

Пингвином называли капитана Броницкого – начальника первой кабины радиолокационной станции, который сегодня в качестве стреляющего офицера вместе с Игнатом заступил на дежурство. Прозвали его так солдаты за то, что он ходил, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, при этом слегка сутулясь. Его заместитель старший лейтенант Сергей Коноплянка получил прозвище Наташа за короткие и полные ноги, а также быструю, семенящую походку.

В отличие от Коноплянки, Броницкого солдаты любили. Несмотря на всю его строгость, капитан как мог заботился о своих подчинённых. Он всегда интересовался жизнью солдат, сыты ли они, не обижают ли их старослужащие. Если он на праздник был в наряде, то приносил из дома и угощал солдат дежурной смены пирогами, испечёнными женой. Было известно, что, если исчерпаны другие аргументы, он, не боясь возможного наказания, мог применить свою недюжинную физическую силу к «дедушкам», избивающим его молодых бойцов.

Такое отношение к солдатам встречалось далеко не у всех офицеров. Многие рассматривали солдат как некую вменённую обузу и постоянно норовили озадачить их какой-либо работой. Считалось, что если у солдата появится свободное время, то он непременно потратит его не на самообразование, а на то, чтобы чего-нибудь набедокурить. Это предположение, впрочем, часто оказывалось небезосновательным.