Проводив взглядом Зарипова, Валера, еле передвигая ноги, ввалился в квартиру и, не снимая маски, брякнулся на стул.

Стянув мокрый от пота противогаз и вдохнув полной грудью, он ощутил странный резкий запах. Это было что-то очень неприятное, с каким-то сильным химическим привкусом. В горле противно запершило. При этом лёгкая дымка окутывала коридор и плавно улетучивалась в открытое окно кухни. Тут до Шалевича дошло, что запах распространяется из туалета.

Внезапная догадка молнией прошила голову старшего лейтенанта, и он, одним движением распахнув дверь в туалет, тут же убедился в её правоте. Фарфор унитаза вступил в реакцию с ракетным топливом, и едкий химикат прожёг в сантехническом приборе сквозную дыру размером с блюдце.

Солдаты забыли или не захотели сказать старшему лейтенанту, что топливо следует максимум через двадцать секунд после заливки полностью смыть.

Распахнув все окна и перекрыв воду, Валера, быстро одевшись, помчался в город за новым унитазом, надеясь обернуться до приезда соседей. Иначе предметом шуток он бы остался до момента увольнения из части.

Однако ничего купить ему не удалось. Лишь через три дня знакомый поселковый житель за восемь рублей принёс в квартиру холостяков бывший в употреблении унитаз, украденный им из местного клуба.

– Сливочный бачок немного подтекает, – резюмировал Шалевич, установив новый унитаз на положенное тому место.

– Почему сливочный? Он у тебя из масла что ли сделан? – поинтересовался Трофимов.

– Из какого ещё масла?! – обиделся Валера.

– Ну, тогда не сливочный, а сливной.

– Пусть будет сливной. Какая разница, он же всё равно течёт, – справедливо отметил Шалевич.

«Валера, что ты такое втихаря от нас съел, что даже обожжённая глина растворилась?» – подобные шутки потом ещё долго скрашивали ребятам неспокойные армейские будни.

А ворованный унитаз долго не прослужил. Тот же Шалевич случайно его сломал, встав на край для замены перегоревшей лампочки, при этом он довольно сильно поранил себе ногу.

Тем временем разговор на кухне продолжался.

– Тебе надо с ней поговорить и потребовать, чтобы она сделала аборт, – предложил Погодин.

– Пообещай, что если для этого потребуются деньги, то ты сам всё оплатишь. А мы все на это дело скинемся, – продолжил Бушуев. – Игнат, ты будешь участвовать? – обратился он к Трофимову.

– Не вопрос! Конкретно сейчас у меня осталось четыре рубля, но через три дня будет зарплата. А кто-нибудь знает, сколько на это надо денег? – поинтересовался Игнат.

– Сколько бы ни стоило, деньги найдём! – подтверждая мужскую солидарность, констатировал Погодин. – Тем более я не думаю, что это какая-то неподъёмная сумма. Тысячи женщин его делают: было бы дорого, так у нас численность населения в стране была бы не триста миллионов, а куда больше и мы давно бы уже обогнали китайцев.

– А вдруг она не согласится? – робко предположил Шалевич.

– Ну, а если не согласится, то сама будет виновата. Надо было заранее думать о последствиях и предохраняться.

– В общем, тебе надо завтра же ехать с ней разговаривать. Кстати, её адрес-то у тебя есть? – поинтересовался у Шалевича Бушуев.

– Есть. Она мне его на листочке записала. Живёт в общаге технологического института. Она там учится на четвёртом вроде курсе.

– Хорошо хоть учится? – спросил Погодин.

– Да откуда я знаю! – раздражённо ответил Валера. – Я же её всего два раза в жизни и видел. Первый раз у нас в гостях и вот сегодня на КПП, когда она приехала объявить о своей беременности. И мне, знаешь ли, в голову не пришло спросить о её успехах в учёбе ни в первый, ни во второй раз. Да и какая, собственно, разница?