Заранее была сделана по портрету Льва Николаевича борода, очень искусным гримером, известным Яшей Гремиславским (ныне гримером Художественного театра), им же были наложены по портрету Льва Николаевича черты лица, и получилось из моего лица нечто очень схожее с Львом Николаевичем[207].

Но, несмотря на все старания гримера, ни один парик не усиливал сходства моего лица с портретом Льва Николаевича, напротив, как бы схожи волосы парика ни были с волосами Льва Николаевича, сходство с ним моего лица париком убивалось. И я решил оставить свои собственные волосы.

Одевшись в блузу Льва Николаевича, надев его пояс и засунув руки за пояс, я со всей компанией направился в залу.

Тут были: известный профессор Захарьин (его изображал А. А. Федотов), Антон Рубинштейн (В. А. Маклаков), Владимир Соловьев (А. В. Цингер), Лев Лопатин (В. Е. Ермилов), И. Е. Репин (В. К. Молодзиевский), А. А. Брандуков (Д. П. Сухов).

Мы входили в залу постепенно. Первыми появились Владимир Соловьев и Лев Лопатин. Не все сразу заметили, что это маскарад ‹…›.

Следующую пару составляли Рубинштейн и Брандуков. За ними вошли Захарьин и Репин.

Лев Николаевич стоял в дверях гостиной и с большим интересом смотрел на входящих. Последним вошел в залу я. Мое появление сначала произвело среди присутствовавших видимое смущение, но тотчас же сменившееся шумным одобрением.

Под шум аплодисментов я подошел ко Льву Николаевичу. Он подал мне руку. И вот, под общий громкий смех, общие аплодисменты и визг детей, два Льва Толстых жали друг другу руки. Сам Лев Николаевич разразился заразительным смехом и с добродушным любопытством начал осматривать меня.

– Блузу-то откуда вы взяли? – спросил он.

– Тайно похитили у вас ‹…›.

Весь этот вечер Лев Николаевич был очень весел. Грим оказался настолько правдоподобным, что когда начали приезжать группы ряженых, а я стоял у лестницы и встречал приезжавших, то маски с благосклонным любопытством всматривались в меня и отдавали мне самый почтительный поклон, очевидно, принимая меня за подлинного Льва Николаевича. Я отвечал на поклоны, стараясь в манерах симулировать оригинал. И надо было видеть крайнее недоумение, когда гости тут же следом встречали другого Льва Николаевича.

Мне все-таки было неловко изображать собою подобие Льва Николаевича перед его собственными глазами. Но он, кажется, не находил ничего в этом неприятного для себя и сам восхищался удачною пародией на себя ‹…›.

В конце восьмидесятых годов минувшего века, живя в Москве, я получил приглашение от московских студентов принять участие в устраиваемом ими концерте. Я согласился. Но мне не хотелось читать на студенческом вечере ничего избитого и банального. И моя мысль невольно остановилась на толстовской «Власти тьмы», которая ходила тогда по рукам и возбуждала всеобщий интерес, но была еще под запретом для исполнения на сцене[208].

Мне и засело в голову: нельзя ли прочитать на студенческом вечере какую-нибудь сцену из «Власти тьмы»?

Чтобы осуществить эту мысль, я и решил поехать ко Льву Николаевичу, жившему тогда в Москве, в Хамовническом переулке. Я хотел попросить у него разрешение на публичное исполнение некоторых сцен из «Власти тьмы» и как бы проэкзаменовать себя: так ли я выражаю в своем чтении замысел автора или не так.

Приехал я к обожаемому с детства писателю с большим душевным волнением и вошел в его дом прямо-таки с трепетом.

В передней меня встретил учтивый слуга и спросил: кто я и кого желаю видеть. Я сказал.

Слуга куда-то ушел, и через некоторое время вышел ко мне один из сыновей Льва Николаевича в юнкерской форме. Он тоже спросил меня, кто я и что мне нужно, и, получив ответы, тоже ушел куда-то.