Пришла дочка почтмейстера с письмом, и я, оставив матушку читать его, отправился в кухню – послушать, как Сьюки, ощипывая гуся для завтрашнего обеда и измельчая пряности для начинки и глинтвейна, рассказывает истории о привидениях. В комнате витал аромат корицы и гвоздики, но мне не хватало миссис Белфлауэр, и я был уверен, что, несмотря на все наши старания, обеду будет далеко до прежних. Биссетт штопала чулки и делала вид, что рассказы Сьюки ее не интересуют, но время от времени, не удержавшись, отпускала неодобрительное или скептическое замечания.

– И с того времени по сейчас никто в деревне больше его не видел, – заключила Сьюки особенно жуткую историю об исчезновении нечестивого церковного сторожа.

– Бред собачий, – проворчала Биссетт. – Нашла тоже чем забивать ребенку голову.

Тут в кухню вошла матушка.

– Джонни, – проговорила она, – пойдем! Мне нужно кое-что с тобой обсудить.

Мы вернулись в общую комнату и удобно устроились в оконной нише. При слабом наружном свете нам было видно, как падает за окном снег, словно добиваясь, неспешно и втихомолку, какой-то цели.

– Сыночек, – начала матушка, – ума не приложу, что мне делать с этим письмом от мистера Сансью.

– Скоро мы получим деньги?

– Понятия не имею. Послушай, я прочту тебе выдержку: «Лишение права выкупа закладной, следующее за обманом доверия подрядчика, – это случай, не предусмотренный в рамках почитаемого принципа, что – благие небеса, Джонни! – «Crastinus enim dies solicitus erit sibi ipsi. Sufficit diei malitia sua»… По-моему, это латынь. «Тем не менее такого развития событий можно избежать, если нынешние акционеры согласятся увеличить капитал компании, ввиду чего настоятельнейшим образом рекомендую вам сделать дополнительное вложение в размере пятисот фунтов. Прилагаю на подпись соответствующие документы». Ну, что ты думаешь, Джонни?

– Мама, мне сдается, что-то там не заладилось.

– Не может такого быть, иначе зачем он предлагает нам внести еще деньги?

– Чтобы спасти те, которые мы уже вложили. Но, думаю, не стоит швырять хорошие деньги вслед плохим.

Это было любимое присловье Биссетт.

– Но тогда, если ты прав, мы можем потерять все, что вложили!

– Правда, но ведь ты говорила, что мы можем себе позволить потерять триста фунтов.

– Ну да, говорила. – Матушка опустила глаза и покраснела. – Но, видишь ли, Джонни, на самом-то деле денег больше.

Она заколебалась.

– Ты хочешь сказать, мы потеряем и те деньги, которые могли бы заработать, если все пройдет хорошо?

– Да, как раз это я и имела в виду. Так не думаешь ли ты, что нам нужно еще рискнуть?

– Да, наверное.

– Очень хорошо. Поступим так, как советует мистер Сансью, и вложим еще пятьсот фунтов.

Матушка немедленно села за секретер писать письмо и сказала мне, чтобы я попросил Сьюки вечером, по дороге домой, занести его на почту (по случаю праздника Сьюки было позволено провести ночь дома, с семьей).

Едва матушка запечатала письмо сургучом, как послышался топот и в комнату ворвалась Сьюки:

– Мэм, идемте быстрей! Пожалуйста!

– Что случилось? – встрепенулась матушка.

– У задней двери двое привидений ломятся в дом!

– Не будь дурочкой, Сьюки. Сама знаешь: напугалась из-за собственных рассказов, так?

– Нет, мэм, они настоящие. Мы как раз там сидели и слышим, кто-то скребется в дверь. Гляжу я в окошко, а там… – Она осеклась и продолжила дрожащим голосом: – Там две как есть бледнющие рожи, ей-ей.

Матушка обратила ко мне испуганный взгляд, у меня тоже задрожали поджилки, но, памятуя о своем долге как единственного в доме мужчины, я храбро (по крайней мере – на вид) возглавил шествие, которое замкнула Сьюки.