Дом, а вернее сказать избушка, была обнаружена мной уже когда практически полностью стемнело. К тому времени я успела потерять всякую надежду, что эту ночь удастся провести под крышей, и готовилась к ночёвке под открытым небом. Я даже дров насобирала и теперь лишь искала место, где можно устроиться, когда на ту самую избушку вышла.

Обрадовавшись, рванула вперёд - бросив хворост у входа. А на небольшое крылечко едва ли не птицей взлетела. Вот только увидев приоткрытую дверь, ощутила что вся моя радость стремительно улетучивается, ибо какой нормальный хозяин оставит открытым собственный дом? Зима ведь на дворе, а не жаркое лето!

Постояв в раздумье на пороге, я все же взялась за ручку и потянула дверь на себя. Та открылась с неприятным скрипом, резанувшим по ушам, и мне пришлось буквально заставить себя перешагнуть порог.

А стоило войти, замерла на месте. В избушке ожидаемо оказалось темно, потому как снаружи уже практически не было видно ни зги. Так, что мне ничего не оставалось, как скинуть свой походный мешок на пол и зарыться в него в поисках огнива.

Искомое, к счастью, нашлось быстро: как, собственно, и то, что можно было бы поджечь. Я ведь не знала, удастся ли мне добраться до другого поселения за один световой день, а потому подготовилась, на случай если придётся заночевать на улице. И вот теперь была нескончаемо рада собственной предусмотрительности. У меня будет огонь, который позволит осмотреться и понять, куда же я попала...

А попала я, похоже, не то в дом травника-целителя, не то алхимика, если судить по подвешенным под самым потолком пучкам каких-то трав (сейчас заиндевелых), всевозможным склянкам (что стояли на самодельных полках по обеим сторонам небольшой комнатки), и грубо сколоченному столу, заставленному какими-то колбами, ступками и прочими приспособлениями для приготовления микстур и отваров.

Оторвавшись от рассматривания всего этого добра, вновь обратила свой взор на помещение в котором находилась. Вот только рассмотреть его полностью мне не удалось - помешала занавеска, что разделила комнату на две части. Надо полагать хозяин дома так сделал, чтобы поделить своё жилище на зоны: рабочую (с теми самыми склянками и прочим алхимическим скарбом), и жилую, которая сейчас была скрыта от меня той самой занавеской.

Не без опаски я двинулась вперёд и осторожно отогнула кусок ткани, который захрустел под моими пальцами, как бывает с бельём после стирки, которое хозяйки вывешивают сушиться на улицу в зимнее время.

Проскользнув в образовавшееся пространство коротко огляделась. А сделав это, так и замерла на месте, глядя на закоченевшую фигуру хозяина дома, сидевшего на стуле с высокой спинкой, что стоял возле деревянного стола.

Это был уже глубокий старик, и внешне он скорее напоминал одну из восковых фигур, что можно увидеть в музее, нежели реального, пусть уже и умершего человека. Тело мужчины, в отличие от всего находящегося в доме, не покрывала изморозь, что показалось странным. Но ещё больше удивило то, что даже после смерти тело владельца дома сохранило ту же позу, в которой тот пребывал, пока был жив. Ведь по идее тело старика должно было упасть на пол в тот момент, как его покинула жизнь. Однако этого почему-то не произошло.

С трудом отведя взгляд от самого умершего, посмотрела на стол, где лежала раскрытой то ли книга, то ли рукопись, на которой возлежали безвольные руки старца. Рядом с его правой кистью я увидела перо и чернильницу, из чего сделала вывод, что мужчина совершал какую-то запись, в тот момент, когда его настигла смерть. И вот эта-та самая книга-рукопись стала объектом моего интереса. Я подумала, что алхимик, травник, или кем там был хозяин данной избушки, мог записать какую-то важную информацию. Например о том, что произошло в соседней с ним деревушке, где вымерзло абсолютно всё. Хотя, кого я обманываю? Этого старика, похоже, постигла схожая участь. Ведь тут все выглядело точно так же, как и в доме старосты, где мне довелось побывать не единожды. И потом, даже если предположить, что мужчина успел записать в своей рукописи какую-то информацию, то ее мне все равно будет не понять. Местной письменности я не знала. Вот если бы удалось встретить здесь кого живого, то, может, и получилось бы с ним поговорить. Ведь понимала же я как-то того оборотня и мага, что напали на меня, а они оба были выходцами из другого мира и вряд ли знали русский язык. Посему можно было надеяться, что при попадании в другие реальности у меня будет возможность наладить контакт с аборигенами. А вот читать и писать на их языках, выйдет только если смогу выучить новую для меня письменность.