– Едва ли я смогу вам чем-либо помочь, так как всё, что̀ помнил, я уже рассказал.

– И тем не менее мы имеем основания полагать, что вы нам поможете.

– Кто это «мы»? Вы явно не из полиции.

– Я помощник его высокородия судебного следователя Воскресенского. Прибыл по его поручению, – прибавил Горский для большей убедительности.

– Вот как?.. Что ж, я сделаю всё от меня зависящее.

– Итак, – Антон Федорович закинул ногу за ногу, сцепил руки в замок, – читая ваши показания, я обратил внимание на некий эпизод, который вы охарактеризовали как подозрительный. Припоминаете?

– Эпизод?.. – нахмурился доктор. Сняв пенсне, он долго тер переносицу, вспоминая события минувшего месяца. – Ах да!.. В тот день, когда у меня пропали часы, на вокзале один молодой человек изображал эпилепсию.

– Изображал? Что вы имеете в виду? – не понял Горский.

– Знаете, Антон Федорович, я за свою врачебную практику повидал немало больных этим недугом. Поверьте мне, я знаю, что̀ говорю.

– Но как вы определили, что человек притворяется? Вы пытались ему помочь?

– Сперва, разумеется, хотел помочь, но, подойдя ближе, засомневался. Очень уж неправдоподобно корчился тот юноша. Почти не закатывал глаз. Так редко бывает. К тому же ему уже держали голову, поэтому моя помощь не требовалась.

– Вы точно уверены, что это была всего лишь инсценировка?

– При довольно длительном припадке в семь-восемь минут, он неимоверно быстро пришел в себя без характерного для выхода из эпилепсии состояния оглушенности и сонливости. Всё это жалкий спектакль, свидетелем которого, к глубочайшему моему сожалению, мне довелось стать.

– И вы все эти восемь минут за ним наблюдали?

– Хотелось понять, действительно ли он притворяется.

– И вы в этом убедились?

– Всецело.

– Скажите, а когда вы обнаружили пропажу часов?

– В вагоне, в тот самый момент, когда тронулся поезд. Хотел сверить время отправления…

– Вот как? Стало быть, вы уезжали? Но в ваших показаниях об этом не упоминается.

– Послушайте, господин Горский, какая разница: уезжал я или прибывал? Неужели это каким-то образом поможет найти вора?

– Возможно, что и поможет. Ничего нельзя исключать, – строго парировал письмоводитель. – Значит, вы уезжали. Позвольте осведомиться, куда?

– Ездил в уезд к одному давнему знакомому. Очень уж он меня просил. У него, знаете ли, расстройства серьезные. Вот и отправился…

– Постойте, но в вашем заявлении указана одна и та же дата: в день, когда вас обокрали, вы и обратились в полицию.

– Этого не может быть, так как я прибыл в Киев лишь на следующее утро. Тогда и обратился в полицию.

– Но я своими глазами видел…

– Стало быть, ошибка. Бывает.

– Ошибка… – лицо Антона Федоровича озарилось надеждой. – Значит, у вас украли часы, когда вы находились в зале отправлений?

– Этого я вам сказать не могу. Вероятнее всего да, но обнаружил я пропажу лишь в вагоне. Стало быть, украсть хронометр могли и на дебаркадере, и в зале отправлений, и на улице перед вокзалом, и, может быть, еще где.

– Гм. Вы можете описать того молодого человека? Как он выглядел? – взволновался Горский, подходя к самому главному.

– Столько времени прошло…

– Попытайтесь вспомнить, Иван Иванович. Это чрезвычайно важно.

– Ну… субтильный такой… лет двадцати двух – двадцати трех. Ну, как вам где-то.

– Мне двадцать семь…

– А вы неплохо сохранились!

– Глаза, волосы?

– Ох, не помню. Шатен, кажется.

– Во что был одет?

– Мешковатые брюки, поношенный сюртук песочного цвета…

– Высокий?

– Признаться, не знаю, так как видел я его уже лежачим. Оценить не сумел.

– При нем были какие-нибудь вещи?

– Кажется, никаких… Я бы заметил.