– Ты уж не обижайся, что всё так получилось, – после минутного молчания, снова нарушил тишину красавец. – И о том, где спрятаться, не волнуйся: я тебе дам ключи от своей городской квартиры.

– Зачем мне прятаться?

– Лучше тебе не попадаться отцу на глаза, пока он не отойдёт. Отец в ярости плохо себя контролирует и может глупостей понаделать: он хороший человек, только импульсивный слишком.

– Может, мне тогда насовсем уехать, раз такие дела?

– Да нет, отец отойдёт, – заверил меня Жозеф. – Я ещё и свою долю внесу: скажу, что ты пьяная была и не помнишь ни шиша.

– Угу, ни шиша не помню, а в город сбежала? Он сразу догадается.

– Ёжкин конь, и то верно. Что ж тогда делать?.. О, точно! Честно признаюсь, что сам тебя отослал: боялся, как бы отец глупостей сгоряча не понаделал.

– А я якобы такая тупая, что поехала непонятно куда непонятно зачем по первому твоему слову? – с сарказмом спросила я.

– Ага, – радостно ляпнул Жозеф. – Отец в курсе, что ты в меня влюблена и что не слишком умная, так что всё в порядке.

Слова Куяшского Аполлона вызвали во мне целый калейдоскоп эмоций: злость (это кто это здесь не слишком умный?), удивление (так он знал о моих чувствах?), смущение (так он знал о моих чувствах…) и обиду (как он мог с таким пренебрежением сказать о моих чувствах?).

– Но ты всё равно классная девчонка, – подумав, добавил красавец.

Теперь смущение затмило остальные эмоции и победно обосновалось на моём лице, приблизив его по тону к китайскому флагу.

– И когда ты хочешь, чтобы я уехала? – запинаясь, спросила я.

Жозеф задумался.

– Чувствуешь себя лучше?

Я осторожно встала и с удивлением осознала, что тело почти не болит. Настойка и впрямь оказалась чудодейственной: ссадины выглядели так, словно им было уже несколько дней, а синяки пожелтели и ощущались только при сильном надавливании.

– Так как чувствуешь себя-то? – отвлёк меня от самообследования Куяшский Аполлон.

– Хорошо, – неуверенно, всё ещё ожидая какого-нибудь подвоха ответила я.

– Тогда постараемся успеть на утренний поезд: он как раз через час. Собраться успеешь?

Я обречённо кивнула: можно подумать, у меня был выбор.

В дальнейшем события развивались сумбурно и слишком стремительно для моего изнурённого организма: Жозеф привёл меня к дому какими-то кустами, я объяснила тёте, что уезжаю в город навестить родителей, покидала в чемодан первое, что подвернулось под руку: зубную щётку, плед и молоток, а остаток отведённого мне на сборы времени потратила на то, чтобы привести, наконец, в порядок лицо (вернее, располагавшийся теперь на его месте размалёванный косметикой синяк), а заодно и тело.

На вокзал мы успели ровнёхонько к приходу поезда.

– Вот держи, – перекрикивая грохот прибывающего состава, Жозеф сунул мне в руки увесистый свёрток, перевязанный разорванным старым носком. – Здесь ключи и деньги на еду.

Времени отнекиваться и изображать оскорблённую гордость не оставалось: поезд с протяжным свистом остановился у края платформы и распахнул двери, приглашая меня нырнуть в своё железное чрево.

– Спасибо, – поблагодарила я Жозефа одновременно и за деньги, и за то, что помог занести чемодан внутрь.

– Ну, ты это, береги себя, – напутствовал меня красавец.

– Ты тоже, – борясь с внезапно подступившим к горлу комком, выдавила я.

Куяшский Аполлон кивнул и улыбнулся той обезоруживающей улыбкой, от которой несколько недель назад моё сердце впервые пропустило удар, а разум отказался думать о чём-либо, кроме него. Я почувствовала, что сейчас расплачусь, и, не говоря больше ни слова, отступила в тень тамбура. Жозеф остался на перроне, а через пару минут поплывший за окном пейзаж унёс от меня его силуэт.