Он также напомнил о правилах, которые необходимо соблюдать в дороге: не ходить по салону, не употреблять, кроме воды, другие жидкости, «а уж тем паче веселящие душу», не принимать пищу, «ибо запах…»

Первую остановку они сделали на площадке перед Акрополем.

– Мы находимся с вами у подножия Акрополя, – сказал Константин собравшейся у автобуса группе. – Шутки шутками, а первые упоминания об этом величайшем памятнике античной эпохи относятся ко временам архаики, то есть ещё до классического периода… Кстати, кому необходимо воспользоваться туалетом: он находится сразу за моей спиной. Вход туда бесплатный, но за пользование бумагой нужно будет заплатить. На всё про всё у нас есть 10 минут. Собираемся у той колонны с афишей. Группа у нас дисциплинированная, с чем спешу себя поздравить и надеюсь, что так будет и впредь. Итак, туалет за моей спиной, встреча – на противоположной стороне у колонны. Время пошлО!

Сергей Александрович подивился изобретательности греков. Он представил себе, как будет рассказывать коллегам об этом «ноу-хау»: туалет бесплатный – унитазы приносите с собой. Забавно. И все-таки, если сравнивать Грецию с теми восточными и азиатскими странами, где Сергей Александрович успел побывать, разница была очевидная: греки не пристают к туристам, навязчиво предлагая свои услуги и тем самым лишая тебя независимости. Какая-никакая, а это всё-таки Европа и, что немаловажно, православная страна. Он вспомнил, как в Камбодже мальчишки, лезли к ним в лодку с какими-то экзотическими рептилиями, настойчиво требуя «зелёные бумажки» – доллары. В Египте цыганята (или бедуины, чёрт их разберёт) просачивались в автобус, казалось, сквозь щели, а одна девчонка через окно, открытое по неосторожности, вырвала из его рук пакет с водой и влажными салфетками. Хорошо, бумажник он держал в кармане, хотя и это было небезопасно. Жена сказала, что ему «ничего нельзя давать в руки», потому что он все время «глазеет по сторонам». Последнее было во многом справедливо: вот и сейчас Сергей Александрович, глядя с холма Акрополя на остатки античного театра, думал о своём. Сначала воображение рисовало ему живые картины древнего города – улицы и площади, заполненные людьми, затем перенесло в современные Афины, и он сделал нелестное сравнение в пользу ушедшей эпохи, далее – в Англию (они проезжали сегодня мимо памятника Байрону). От Байрона Сергей Александрович вернулся к мыслям о собственной персоне, с грустью вздохнул. Правда, это не мешало ему слушать и запоминать то, о чем говорил гид. Жена хорошо знала эту особенность – знала, что его рассеянный, отвлеченный, как казалось, на посторонние предметы взгляд ещё ни о чем не говорил: Сергей Александрович мог хранить в памяти такие мелочи, на которые никто не обратил бы внимание. В первые годы замужества это поражало Ирину: иногда он помнил то, что она сама рассказывала ему, не придавая значимости деталям и потому совершенно забыв о них. Но как раз эти-то детали и были важны для него в первую очередь. Объяснение она только одно могла найти: ему, как художнику, свойственно подмечать то, что может пригодиться в дальнейшем. И больше её уже не раздражало кажущееся невнимание его. Беспокоило другое – то, что имело отношение непосредственно к ней. Вот сегодня, например, в автобусе, она заметила, что Сергей с интересом следил за семейной парой с ребенком. Она знала это выражение на его лицо, и ей было если не больно, то неприятно. Сергей Александрович имел сложные отношения с детьми и тяжело переживал это. Всё было превосходно: он любил своих детей, и те отвечали ему взаимностью, – но после того, как он ушёл из семьи, что-то надломилось, они стали отдаляться от него. Его повышенное внимание стало вызывать у них чувство неловкости. Если раньше совместное проведение времени, будь то походы в театр, посещение бассейна или поездки за город, происходило само собой, то теперь дети, интуитивно чувствуя фальшь, стали бояться, что отец выступит с какой-либо инициативой. А тут ещё возраст, пресловутый «generation gap». И нет ничего хуже того, когда дети, вовлеченные в конфликт, понимают, какие вопросы можно обсуждать при матери, а каких лучше не касаться, чтобы не задеть её чувства. Ведь она так и не вышла замуж. А если бы вышла – не хуже бы тогда было им, ещё не вставшим на ноги? Сначала Сергей Александрович делился своими переживаниями с Ириной, но когда понял, что ей это неприятно и она каждый раз раздражается, перестал советоваться с ней, замкнулся. Ирина мучилась ревностью: метания мужа мешали её мечте о полноценной семье, живущей своими интересами. Конечно, другая, более умная женщина вела бы себя иначе: не замечала или даже поощряла общение мужа с детьми, сама старалась наладить с ними отношения, – но Ирина, не встретив с их стороны понимания, более не пыталась найти к ним подход. По её мнению, лучше было оставить всё как есть, чем жить с постоянным чувством вины. И всё было бы хорошо, но настолько Сергей Александрович измучил её пятнадцатилетними переживаниями, которые с годами не утихали, как она надеялась, а даже, наоборот, порой вспыхивали с такой силой, что у Ирины опускались руки. Иногда она начинала прямо выражать свое неудовольствие, позволяла себе даже критику – женскую, необъективную, понимая, что не права, не в силах противостоять себе…