Отряд вышел к берегам Паретаки5 – реки, несущей бурные охристые воды в Окс6. Дальше они пойдут вверх по течению и через день-два достигнут переправы, а там и до Города Ветров7 рукой подать!

Куджула спешился на широкой поляне. Вокруг уже суетились воины: распрягали коней, разжигали костры. Буцзю отдавал приказы, и вскоре долина Паретаки расцвела разноцветными полотнами шатров. Ни в конях, ни в воинах не чувствовалось усталости. Наев бока на богатых пастбищах Реки Кочевников8, добрые скакуны – один к одному по стати и силе! – могли преодолеть за день расстояние, в три раза превышающее пройденное, а воины кушанов отличались особой выносливостью. В свою конницу царь брал только степных всадников, с детства познавших вкус ветра!

Пока Куджула вел отряд из пятисот конников – малую часть всего войска, которое пойдет вслед за ним до владений парфян. Пришла пора осадить пыл заносчивых аршакидов! Им принадлежали многие земли на западе – от Согда до Вавилонии, но, сколько правил Куджула – а это уже более двадцати лет! – не было мира на их землях. Междоусобные войны между братьями Варданом и Готарзом перерастали в грабительские на землях кушанов, куда парфяне вторгались, невзирая на границы. Это мешало торговле, которую Куджула считал основой процветания Кушанского царства. Из-за боязни потерять товар караваны все чаще уходили южными путями. Кушаны теряли доход, знать подталкивала к решительным действиям.

– Буцзю! – царь окликнул помощника, отчитывающего одного из всадников за нерасторопность.

Оставив его, Буцзю подбежал и, поклонившись, вопросительно взглянул на господина. В его лице он не заметил недовольства, глаза царя отражали задумчивость – сощуренные, они поблескивали под сведенными бровями; поджатые губы пролегли между усами и бородой тонкой линией. Гладкие щеки впитали пурпур заката, а бронзовая полоса на лбу, придерживающая волнистые и уже посеребренные сединой пряди, сверкала огненными всполохами.

– Бу-цзю, – Куджула произнес имя помощника по слогам, одними губами, да так и оставил их выпяченными, словно раздумывая, добавить к этому старинному юэчжийскому имени титул «ябгу»9 или умолчать о нем. Владение Буцзю было номинальным по меркам основных княжеств, влившихся в его империю, – ничтожным, но оно было! – Буцзю, где твоя семья?

Вопрос застал начальника конницы врасплох.

– В стойбище, – ответил он, не понимая, чего хочет царь.

Куджула кивнул. Лицо его расправилось от дум.

– Отправь посыльного. Пусть собираются и едут в Город Ветров. Мы там задержимся.

Буцзю приложил руку к сердцу и склонился в благодарности. Монета под рубахой – подарок царя – напомнила о себе теплым прикосновением. Он получил ее за верность тому, кто сам был верен своему народу и богам кочевья. На монете так и было написано: «Куджула Кадфиз ябгу кушан, стойкий в вере». Буцзю гордился особым вниманием царя и исправно нес службу.

Тем временем плащ Михро скользнул за лучезарным хозяином, и темнота, освободившись, наконец, от сдерживающей силы света, расползлась по небу. Куджула поежился. Стоило солнцу погаснуть, холод – спутник тьмы – накинулся на людей. Слуга подал накидку. Застегнув ее на массивную бляху, Куджула запахнул полы. Тяжелая темно-синяя ткань, сотканная из шерсти высокогорных овец, согрела. Царь почувствовал голод.

Над кострищами уже висели котлы. В них готовился походный суп: вяленое мясо распаривалось в воде вместе с кореньями и пшеницей. На поверхности варева расплывались жирные бляхи растапливаемого курдючного сала.

Слуга поставил перед ним чашку горячего супа. Тонкая кость бараньей ноги торчала из желто-коричневой похлебки, скрывающей под собой распаренное мясо и пшеничные зерна.