Почему ей понравился хромой старик? Тридцать два года – это конец жизни, а она решила связать с ним судьбу в свои юные восемнадцать лет. Может быть потому, что этот «хромой» так же, как она, увлечен классической музыкой? Или, как Наташа, мечтает о трех маленьких мальчиках и трех девочках в семье? Или сходит с ума от Сальвадора Дали?

Таранов никак не мог понять женского решения. Больше всего угнетало ее нежелание разговаривать с ним по телефону. Она бросала трубку всякий раз, как он скажет «Привет, милая»…

Марк тысячу раз его предупреждал о ветрености их соседки по дому, но советы друга улетали в небо, как легкие желтые листья разгоняет осенний ветер со строевого плаца.

Размышления о милых образах девушек уносили в таинственные грезы, но многочисленное количество возлюбленных смущало. Фотография Гали показалась счастливым знаком судьбы, а в школе она была ему симпатична не больше, чем Света или Люда. Увлечение Викой в последний год школы затмило всех остальных девочек, но несколько ошибок в ее письмах поколебали светлое чувство. Причиной возвращения влечения к девушке из пионерского лагеря стала откровенная её фотография в купальнике у моря… Неизвестно, что ему доставляет большее удовольствие: смотреть в ее черные до сумасшествия глаза или ласкать взором нежные плечи и шею, высокую грудь и стройную талию.

Генка случайно увидел в руках у друга эту фотографию на пляже и чуть не вырвал.

– Тебе неведомы воздушные чувства, Таран! Эту сказочную женщину буду любить я… Несколько раз… Под одеялом в казарме…

– Пошляк! Будешь, может быть. На расстоянии.

Немного смущало раздвоение, а то и утроение чувств, как будто утром можно любить одну, а вечером другую. То блондинку, то брюнетку, то шатенку. Об одной думать днем, о второй мечтать по ночам, а представлять себя в объятиях с третьей. Даже тогда, когда всплыл хромой соперник, Таранов продолжал носить фотографию Наташи рядом с Викой. А за обложкой лежал снимок Гали. Они еще долго хранились в его военном билете, поддерживая теплые воспоминания, а чувства прыгали от одной к другой, как теннисные мячики на корте…

Так много насчитывалось девушек, в которых имел счастье влюбляться Таранов, и так часто он об этом рассказывал друзьям, что они в глаза, и за глаза, называли его бабником. Но это не правда. Да, ему приятно и интересно женское общество. Он часами может флиртовать, петь подружкам песни, рассказывать веселые истории, целоваться. Он называет всех очаровашками и готов лечь в постель с каждой. Но при всем при этом остается тем самым девственником, о котором можно рассказывать анекдоты, над которыми шутят в казарме, и считают целомудренным ребенком.

Цвет хаки в гимнастерках и мундирах окружал курсантов со всех сторон. В училище работали, служили и учились мужчины, а женщины появлялись там не часто. Помимо преподавателей гуманитарных кафедр, работали библиотекари, парикмахеры, продавцы. Чаще всего они были женами и дочерями офицеров, прапорщиков училища. Негласное табу на них положили Дымский и Таранов, так как принадлежность к офицерским семьям предполагала у них скорее родственное отношение к женскому персоналу, чем чувственное.

Несли они свою неуемную энергию в регулярные культпоходы, которые на первом курсе им часто организовывал взводный офицер.

– Посещать ленинградские достопримечательности можно вечно, а у вас только четыре года, – констатировал лейтенант Бочаров, к которому очень быстро приклеилась кличка «Малешкин» по имени одного из героев фильма о танкистах, отличавшегося суетливостью в отношениях с подчиненными. Бочаров, как Малешкин из фильма, делал серьезный вид, напускал уставную строгость и командовал срывающимся голосом. Однако вчерашний выпускник училища знал, что служба легче и веселее всего идет в театральных залах и на концертных площадках, в Эрмитаже, у Казанского или Исакиевского соборов, на проспектах и улицах города, где памятников культуры больше, чем облаков в пасмурном небе Питера. А вернее всего, так он завоевывал себе авторитет, ибо избегал строевых занятий и спортивных мероприятий, где не мог блеснуть умениями и способностями. А эрудицией, знанием города на Неве он отличался на общем фоне сослуживцев и подчиненных. Генка считал, что Малешкин не наотдыхался, пока учился, и теперь наверстывает.