Вот почему Гоин Малейв предлагает мне брак. Манипуляция с генетическим материалом в Федерации запрещены, родить ему детей за деньги я не соглашусь, поэтому он приготовил для меня заманчивую наживку – брак. Так он получит детей с устойчивостью, а я – положение и защиту. Но как только он получит все, что хочет, сразу искусно от меня избавится, потому что центаврианский Род никогда по-настоящему не примет землянку, а Род для центаврианина – это все и больше.

Я умылась холодной водой из-под крана, похлопала себя по щекам, чтобы не казаться слишком бледной, затем вытерла щеки.

Что делать? Упрямый цент меня не оставит, я ему подхожу и, если буду и дальше артачиться, он может начать давить на меня очень серьезно. Можно поступить, как хочет альбинос – родить богатею детей, а потом до конца своих дней жить, как в сказке. Не самая худшая судьба, не правда ли?

Не худшая. Но и не лучшая.

Я посмотрела на свое унылое отражение.

Так как быть?

У лифтов я столкнулась с профессором Лохму. Несмотря на то что настроение у меня было паршивым, я с улыбкой поприветствовала лирианца, своего любимого препода.

— Блага, профессор.

— Блага.

Мы вошли в один лифт. Чтобы профессор не обратил внимания на выражение моего лица, я отвернулась.

Мало того что альбинос портит мне кровь, так еще и Солд плохо обо мне думает… Он полагается на факты и вряд ли поверит моим оправданиям. Я предстану перед ним в совершенно дурацком свете, если скажу, что меня возжелал в жены старший, да еще и банкир. Куратор рассмеется и отправит меня лечить голову, потому что ни одна девушка в здравом уме от такого предложения не откажется. Так что придется мне разобраться со всем этим самой. Вот только как?

— Преподаватели вам настолько надоели, что вы так усердно от меня отворачиваетесь? — поинтересовался Лохму.

— Простите, профессор, – я повернулась к лирианцу.

Ко всем курсантам Лохму относится с уважением и пониманием. Однажды и мне он помог прийти в себя после срыва и только по доброте душевной не сообщил, куда следует, о моей слабости. В общем, золотой человек, даже с учетом лирианского происхождения.

— У вас такой драматичный вид, Ветрова. Могу я поинтересоваться, чем он вызван?

Я вздохнула, но ничего не ответила.

— Расстроились из-за распределения на практику? — предположил профессор.

— Можно и так сказать.

— Ох уж эта практика! Каждый год одно и то же: нервы, расстройства, требования лучшего места… Не переживайте, Ветрова, это все пустое. Помню, был случай: один блестящий курсант перед практикой руку сломал, а регенерационное кончилось, так его оставили в учебке практику проходить. Он так развопился, так разорался, что его посмели оставить на Горунде, что комиссия приняла решение его исключить за несдержанность. Радуйтесь тому, что имеете, — подвел итог Лохму и вышел из лифта, не представляя, какую замечательную идею мне подкинул!

У столовой я заметила старшину группы.

— Ниджер, подожди! — окликнула я его. Догнав парня, я спросила: — Все еще расстроен из-за распределения?

— Нет, — скупо ответил он, избегая смотреть на меня.

— Я не знаю, почему тебе досталась Гебума, а мне Хауми. Но если ты не прекратишь морозиться, я тебя пну.

— Видел я, как ты пинаешь. Ребенок лучше справится, — ответил Экри, и его взгляд чуть-чуть потеплел. Все еще не верит.

Мы замедлили шаг.

— Не могу понять, чем тебе не нравится Гебума. Климат похож на тектумский, иная раса в наличии…

— На Хауми проходят практику лучшие.

— Кто сказал?

— Так считается.

— Экри, можно и на Горунде практику пройти, и она не будет ничем не хуже, чем инопланетная. Все эти ограничения ты сам себе поставил.