– Педвин, – позвала администраторша, доставая с полки меню и винную карту. – Столик на двоих?

– Это мы. – Ральф поднялся и кивнул писателю. – Рад был познакомиться.

– Может, еще увидимся завтра, – предложила Глория на всякий случай.

– Меня вы больше не увидите, – отозвался тот. – Я уезжаю. И вам советую.

Миссис Педвин хотелось поговорить с ним еще, расспросить, почему он решил уехать. Но за ними вышла администраторша, и Ральф повел Глорию в зал. А Филипп Эммонс отошел и уступил место на кушетке какой-то паре.

Ресторан был полон народу. Их провели к небольшому столику для двоих в центре зала. Обстановка оказалась довольно приятной, атмосфера – неформальной, а меню – на удивление разнообразным. Глория не знала еще, оправдается ли их ожидание, но обслуживание немного ее успокоило. Она заказала креветки и блинчики с крабовым мясом (как все), а Ральф потребовал стейк с картофельным супом.

Пока они ждали блюда, миссис Педвин хотелось поговорить о Реате. О том, что было не так с этим местом, о собачьем зародыше в туалете, о Себастьяне Каботе и предостережении писателя. Но муж поспешно сменил тему, как только заметил, к чему клонится разговор. И Глория поняла, что он боится говорить о Реате. По крайней мере, здесь, на людях. Его поведение еще больше ее встревожило. И когда супруг перевел разговор на другую, менее щекотливую тему, она с готовностью это приняла.

Принесли их заказы, красиво оформленные и исходившие восхитительным ароматом. Перед ними расставили радужные тарелки с щедрыми порциями искусно приготовленных блюд. И хотя они не заказывали никаких напитков, а просто потягивали подкисленную воду из хрустальных бокалов, Ральф выбрал себе кружку редкого импортного пива. Официант отправился выполнять его просьбу, а Глория вооружилась вилкой и приготовилась разрезать блинчик.

И краем глаза заметила что-то неладное.

Небольшая лужица крови под стейком и картофельным пюре у Ральфа в тарелке.

Глория оцепенела и быстро оглядела остальные блюда. Во второй тарелке Ральфа она разглядела, как по дну растеклась темная густая жидкость, и чуть выше в полупрозрачном супе плавали похожие на пузыри сгустки. Она взглянула на свои блинчики. Вилка скользнула по жидкости чуть более красной и менее вязкой, чем соус на краю тарелки. Глория попыталась сдержать рвотные позывы, но не смогла не вспомнить ужасный ошметок в туалете. Зажав рот платком, она бросилась в дамскую комнату. Как раз вовремя. Женщина изрыгнула всю сегодняшнюю пищу и все, чем успела перекусить по дороге от самого Гранд-Каньона. Мощный поток рвотных масс, казалось, бесконечно исторгался изо рта. Не разгибаясь, миссис Педвин оторвала кусок туалетной бумаги, вытерла губы и подбородок, а затем нажала на слив и неуверенно двинулась к раковине, где ополоснула лицо водой и прополоскала рот.

Как, ради всего святого, кровь могла попасть им в еду?! И почему остальные посетители не жаловались? Может, повар случайно порезал руку, пока готовил их блюда, и потом решил отправить их в таком виде, вместо того чтобы приготовить новые? Или он не заметил, что у него идет кровь, и понял это лишь после того, как блюда унесли, когда отзывать их было слишком поздно? Миссис Педвин вспомнила слова Филиппа Эммонса. Уезжайте. Она не могла отделаться от мысли, что кровь оказалась в их тарелках не случайно. И что это связано с собачьим зародышем в туалете.

Слишком много здесь крови.

Если это попытка нагнать на нее страху, то люди, стоявшие за этой нелепой выходкой, сильно просчитались. Чем больше Глория думала об этом, тем сильнее вскипала в ней злость. И когда она осознала тот факт, что ее опозорили перед всем рестораном, что ей пришлось бежать через весь зал и блевать в туалете – то просто рассвирепела.