В трубке звучали длинные гудки. Ползли один за другим, как жирные гусеницы по стволу дерева. Макс сел за письменный стол, поднял крышку ноутбука и открыл вкладку с почтой. Электронный ящик был переполнен спамом и десятками сообщений от Лилии Пермяковой, помеченных красным флажком, с кричащими темами: «СРОЧНО», «Дипломная работа», «ВАЖНО», «Да выйди ты на связь уже!», «Макс, что происходит? Перезвони», «Макс, я больше не могу тебя прикрывать!»

Прокручивая список писем, Макс неожиданно поймал себя на мысли, что, как бы он ни старался убедить себя в серьёзности сложившейся ситуации с учёбой, его это абсолютно не трогает. Видимо, потрясения вчерашней ночи не прошли для его мировосприятия бесследно, значительно сместив вектор расстановки приоритетов.

– Не может быть, – наконец раздался в трубке саркастичный голос Лилии Пермяковой. – Я уж думала, ты умер.

– Да я и сам так думал, – почесал затылок Макс. В этот момент он чувствовал себя нашкодившим ребёнком.

– И чего ж тебе понадобилось от моей скромной персоны? Неужто соскучился? – продолжала язвить староста.

– Лиль, у меня были небольшие проблемы… – уклончиво ответил Макс.

– И что? Ты мог меня предупредить? Я тут, как дура, по всему деканату бегаю, тебя отмазываю, а ты даже трубку взять не удосужился! – отчитывала его Лиля.

– Лиль, я не буду сдавать диплом в этом году, ведь так? Я всё просрал? Без шансов? – напряжённо спросил Макс.

– В смысле, «не будешь»?! Как это – не будешь? – Староста разозлилась ещё больше, а затем, помедлив, тихо добавила: – Это из-за Саши? Он…

– Нет, – предугадав вопрос, поспешил ответить Макс. – С ним всё в порядке. Он идёт на поправку.

– Ну слава богу, – выдохнула Лиля. – Но тогда я совсем не понимаю, что с тобой стряслось. Сейчас у тебя всё в порядке?

– Да. Теперь – да, – уверенно ответил Макс.

– Отлично, – сухо сказала староста и тоном, не терпящим возражений, продолжила: – Значит, так: у тебя есть три недели, чтобы склепать диплом и вылизать зад Панкратова до блеска. Он, кстати, уже в бешенстве.

– Панкратов? – не понял Макс.

Речь шла об одном из самых строгих и придирчивых преподавателей кафедры, Савелии Карловиче Панкратове. За глаза студенты называли его Спрутом из-за смешных длинных усов, скрученных жгутиками и вызывавших ассоциацию со щупальцами спрута.

– Панкратов, Панкратов, – подтвердила она. – А ты думал, что тебе ещё научника выбирать дадут? Ты пропал на четыре месяца перед самым дипломом. Понимаешь, что тебя вообще никто найти не мог? Мы с Денисом даже домой к тебе два раза ходили, но тебя не было. Мы вообще не знали, что думать уже. Я матери твоей звонила даже – в деканате номер дали. Но когда поняла, что она не в курсе и ты на связь с ней всё-таки выходишь, соврала, что характеристику пишу для диплома, а тебе дозвониться не могу просто. Она, наверное, подумала, что я вообще идиотка полная – такую чушь я несла. Но вроде поверила. Это Денис меня уговорил тебя не закладывать. Я крутилась, как уж на сковороде. Сама от себя не ожидала, что могу так врать. Всеми правдами и неправдами удалось тебя к Спруту вписать. Понятное дело, нормальных научных руководителей уже разобрали, а к нему, сам понимаешь, никто не жаждал. Ты мне должен по гроб жизни, Андреев! И я надеюсь, что причина, по которой ты от всех прятался, очень серьёзная, иначе я тебя голыми руками на мелкие кусочки разорву. И ни капельки мне жалко не будет!

Приняв на себя праведный гнев старосты, Макс от всего сердца поблагодарил её за помощь, клятвенно заверив, что причина, по которой он пропал со всех радаров, действительно очень серьёзная, но озвучивать её, разумеется, не стал.