Я не знаю что там?.. но думаю что зерно. Ни разу не собиралась лезть туда, – не я положила туда не мне и брать. Всему есть свой хозяин. И молчала всё это время, никому не говоря лишь из-за того, что кроме меня и самого кто прятал, об этом ни одна живая душа не знала. Кто он? Тоже не знаю – под плащом и капюшоном не разглядеть было. Но скорее всего из тех, кого в Сибирь после выслали, может, уже и живого нет. Если бы было иначе, уже за это время кто-то да наведался бы.

Дочь всё это время слушала затаив дыхание с явным выра- жением страха на лице, когда мать сделала длительную паузу, она сказала:

– Если там и зерно, то за два года, что от него осталось?.. – скорее всего, одна полова.

– Это ты так думаешь, – сказала мать, – тот, кто прятал, знал цену зерну. То был настоящий хозяин, а такие не позволят зерну сгнить и они это хорошо умеют делать. Если зерно выдержанное и твердо как камень в сухой земле может лежать годами, а мо- жет быть и десятилетиями о том ещё в старину говорили.

– Если зерно даже не пропало, скажи, как мы его оттуда возьмём? Ни дай Бог, кто-нибудь увидит, подсмотрит, после до- несёт, придут с обыском. Что тогда? Сибирь?! Тогда уж точно по дороге сдохнем!

– Это милая, уже не твоя забота как его оттуда взять. Если бы я не знала наперёд, как его взять оттуда я бы ничего этого и не рассказывала тебе.

– Опасно это мама, не утаить ведь, всё равно дознаются, сейчас все голодные сидят!

– Я бы на всю деревню поделила каждому поровну, если бы можно было. Но этого сделать нельзя по двум веским причинам. Первая, это поделив на всех достанется, дай бог по горсти, а может и того меньше, а значит положения не исправит. Но не это самое страшное, куда страшней то, что поделить не дадут, тут же всё за- берут, ну а тех, кто делил судьба, думаю, печальная ожидает.

– И какой же выход?

– Луша, ты зимой в хате печь топишь?

– Ну а как же, чего это мы морозить себя будем?

– Печь чем топишь?

– Чем все, чем придётся. Соломой, но чаще всего будылья- ми из подсолнухов, кизяком, дровами – когда хлеб пеку… уже забыла, когда последний раз пекла.

– Я тоже топлю печь, и мне также не хватает всегда дров, от которых в доме становится тепло и уютно. У тебя муж дай Бог ему здоровья, силён и здоров как бык: вон, какие тачки с сеном или с соломой тягал вместо лошади. Вот он и будет нам дрова носить: себе домой и тёще немного. Думаю, не убудет с него.

– Причём здесь дрова и зерно? Что-то, мама, я совсем вас не понимаю, вечно вы всё загадками своими с толку сбиваете.

– Чего тут понимать? За дровами будет ходить на старую усадьбу, а в дровах, в вязанке сумку с зерном приносить будет. Теперь поняла?

– Да понять то поняла, только и другие пойдут за дровами, а как подсмотрит кто?

– Ты как пуганая ворона. Осторожным надо быть. Ходить в то время, когда другие не ходят. Утром, когда идут за дровами ты уже навстречу с вязанкой. Кто вязанку проверять станет да и глядеть на неё никто не станет.

– Как же схрон, если кто-нибудь наткнётся?

– Для этого я и говорю, что аккуратность и осторожность требуется. Два года лежало, никто же не наткнулся. Там такие заросли и развалины, что сам чёрт ногу сломит. Главное всё ос- тавлять в нетронутом виде, дорожку не натаптывать, с разных мест подходить. Господи, чего я тебе всё это поясняю, будто ты туда пойдёшь. Вот пришлёшь своего Виктора ко мне, ему я всё подробно и объясню. С утра завтра пусть приходит лучше как можно раньше. Теперь иди домой, Виктору всё расскажешь, что бы мне долго не рассказывать ему подготовь его. Проводив дочь до калитки, немного постояла, вглядываясь в кромешную