– Точно – нельзя их было по частным квартирам селить! Не уследишь! Если б действительно дом запылал? Ведь это – целое уголовное дело! Статья! – кричал он на аспиранта, точно на виноватого.

– Угу, и нас бы ещё притянули. Мол, отвечаем за них, – отозвался тот угрюмо.

Куратор запрокинул подбородок, воздел глаза:

– Ну Никитична… ну пройда… Как чуяла…

Вечером всех студентов собрали в сельском клубе. Изобличённых виновников усадили отдельно, на стульях, лицом к сборищу. Куратор разносил их сурово, будто прокурор на суде. Даже кулаком по столу приударял.

– Серёгин и Медведев! Ваша безобразная выходка свидетельствует не только о вашей о моральной испорченности, но и о вашей крайней инфантильности! Мало того, что вы собирались выкинуть совершенно идиотскую шутку в отношении однокурсницы, вашего товарища, так вы ещё чуть не устроили настоящий поджог. Я сегодня разговаривал с Марией Гавриловной, вашей квартирной хозяйкой. Она жаловалась, что вы тайком, без спроса, утащили у неё две простыни. Вы хоть понимаете, что вы вчера натворили? Два уголовных правонарушения: злостное хулиганство, кража…

– Михаил Владимирович, да не пропали никуда эти простыни. Подобрала она их давно. Даже выстирать успела, – пробурчал Серёгин.

– В данном случае это совершенно неважно. Вы взяли чужое. А представляете, чтобы было, если бы Мария Гавриловна пошла не ко мне, а в милицию? Или в милицию написал бы заявление Сергей Семёнович? Представляете?

Михаил Владимирович, возвысив голос почти до крика, резко умолк. Студенты сидели притихшие. Серёгин, поникнув, молчал, уставившись в пыльный пол, затем, заикаясь, принялся что-то бормотать в своё оправдание, жалко и невнятно. Медведев, сопя, задиристо зыркал исподлобья.

– В милиции с вами б церемониться не стали, – подпел аспирант. – Поджог – дело серьёзное.

– Вы, по-моему, до сих пор не понимаете всей тяжести возможных последствий, – куратор, выдержав паузу, продолжил свои обличения. – Вы осознаёте, что могло бы произойти, если бы вспыхнувший керосин не успели вовремя потушить? Ведь могли погибнуть люди! И это вы – вы! – стали бы причиной трагедии!

– Да керосина-то в лампе этой было – чуть-чуть. Само б загасло, – возразил Медведев ершисто.

Сложно сказать, что выводило его из себя сильнее: высокопарно обвинительные речи куратора или ноющее плечо.

– Медведев, помолчали бы! – прикрикнул Михаил Владимирович. – Нашли время валять дурака.

– Я говорю, как было.

– Мы знаем, как было. А вам бы не пререкаться с преподавателем, а спасибо сказать. Ради вас, между прочим, специально фельдшера сегодня беспокоить пришлось.

Медведев оскалился, подаваясь вперёд:

– А нечего меня фельдшером попрекать! И без него б обошёлся! Васильева-то, аспиранта, проработали? Нет? Вся деревня уж пальцем тычет.

Студенты, ахнув, загалдели, Серёгин принялся дёргать его за рукав:

– Да тише ты, тише…

Ровные зубы аспиранта обнажились в нервной улыбке, которой он, словно кляпом, пытался сдержать лезущее наружу ругательство.

Михаил Владимирович навёл на Витьку недобрый взор и проговорил, беря между словами зловещие паузы:

– Медведев, по возвращении в город вопрос по вам на факультете поднимем основательно. Думаю, и по линии комсомола с вас спросят.

Куратор теперь приглядывал за студентами неотступно. Всякий вечер обходил дома, проверяя, все ли на месте, подолгу разговаривал с их хозяевами, выведывая подробности про постояльцев.

Аспирант, встретив Медведева наутро после собрания, сжал кулак и озлобленно прошипел:

– Повыступаешь ты ещё у меня, правдоруб…

Тот подмигнул:

– Нахлобучили всё-таки, да?

Аспирант сощурил глаз: