Ее руки тоже были в краске. Кое-где пигмент въелся в кожу так, что уже не отмывался. Очки Анны, на сей раз с зеленой оправой, снова были подняты на лоб.

– Я только вернулась из Нью-Йорка, а друг искал арендатора, – и кончиком кисти она почесала нос. – У него дед-скульптор умер, оставил мастерскую ему. А друг решил уехать на год в Ришикеш, пожить в ашраме и постичь дзен, – засмеялась Анна, – я, можно сказать, урвала эту студию практически даром. Денег после Нью-Йорка мне как раз хватило, чтобы заплатить за полгода вперед. Это и сыграло в мою пользу, а так желающих было достаточно.

– В этом доме только твоя мастерская или есть еще? – заинтересовалась я, забыв, по какому поводу я пришла к Ане прямо в студию.

– Только моя. И она, видишь, как освещена? – Анна рукой показала на окна.

– Очень светло. Здесь, наверное, и в пасмурную погоду достаточно света?

– Не всегда. А вообще, окна в мастерских обычно устраивали лишь с севера, чтобы обеспечить максимально рассеянный свет без прямых солнечных лучей, а мои как раз выходят на север. Это самое главное.

– Покажешь свои картины? Ты мне обещала еще нью-йоркские.

Вся мастерская Анны была заставлена ее работами: они разместились вдоль стен, на подрамниках, некоторые висели на стенах. Какие-то картины были закрыты холстом, некоторые повернуты изнанкой, скрывая рисунок. На полках лежали эскизы, стояли бутылки с растворителями. В углу рулоны бумаг, загрунтованные холсты. Эскизы, кисти, карандаши, смятые пустые тюбики из-под краски, какие-то тряпки, ветошь – все было разложено тут и там по мастерской.

– Покажу, конечно, только мне их найти еще нужно. Я недавно решила навести здесь порядок, – Анна обвела мастерскую взглядом, – как видишь, не очень удачно. Теперь я вообще ничего не могу найти. Систематизировала, называется, работы. И не могу понять, по какому принципу и где какую картину искать.

– Ты как всегда. Мне кажется, ты и дома так у себя все пыталась систематизировать, – вспоминая вечный бардак в ее квартире, засмеялась я.

– Точно, – поддержала меня Анна и тоже засмеялась. – Маш, чай будешь? Или давай кофе сварю, у меня спиртовка есть.

– Нет, спасибо, Аня, я же по делу, – вернулась я в реальность и достала из сумки портрет Василисы и фотографии детей.

– Что за дело? – Анна поставила очищенные кисти в банку, вытерла руки о тряпку и не глядя отбросила ее на стол.

– Ань, мне срочно нужны портреты Кати и Вани вот в таком стиле, – я показала рисунки. – Очень срочно, послезавтра, – уточнила я.

– Дай посмотреть. – Анна подошла ко мне, взяла из рук портрет и фотографии детей. – Ну ты, мать, задачи ставишь. – Она отошла к окну и стала рассматривать портрет.

– Ты видела его у меня, – напомнила я.

– Видеть-то видела, но не вникала, – Анна посмотрела на меня внимательно, – чего такая срочность?

– Папин друг в среду днем улетает к ним в Калифорнию, я должна была передать с ним портреты, подарок к маминому юбилею, и забыла, балда.

Чтобы не смотреть на Анну и случайно не вызвать сомнение у нее бегающим взглядом, пришлось сделать вид, что внимательно разглядываю эскизы, разложенные на одном из столов. Хоть я и умею хорошо блефовать, но для этого мне нужна сосредоточенность и настрой, а сейчас я не могла собраться.

Анна подошла к дивану, стоящему у глухой стены, убрала с него вещи на стул за расписанной ширмой рядом и села. Ее длинная широкая юбка темно-зеленого цвета легла волнами на пол.

– Основа у меня есть, фотографии детей хорошие, – она смотрела на портреты и рассуждала вслух. – Маш, одежду я на свое усмотрение напишу, окей? – Анна посмотрела на меня.