–Ишь ты. Поклоном мы, конечно, всю орду тут распугаем. Мать их за ногу рязанскую! Все у тебя, Проша?

– Да нет.

– Да или нет?

– Ну нет.

– Ну говори, что еще. Что ты цедишь?

– Ну поклон он шлет.

– Что, еще один? Прохор, ты меня не зли. Я устал как собака.

– Тимофей Васильевич, ты же меня сам перебиваешь. Я ведь говорю: князь Рязанский Олег Иванович поклон шлет нашему князю Дмитрию Ивановичу.

В это время кулак окольничего сжался в пудовую гирю. Плечи расправились и два уставших газа – уже не уставших, а взбешенных – уставились на Прошку.

– Через Пронского князя Даниила, которому разрешил потихоньку набрать полк из своих и рязанских и тайно идти к нам навстречу, – скороговоркой выпалил Проша.– А про поклоны никому говорить не велено, а просьба вообще ругать его, на чем свет стоит, как ордынского прихвостня, – уже не спеша добавил, сделал наивное лицо и вытянул улыбку, как ни в чем не бывало.

Реакция у окольничего была получше многих молодых. Прошка только успел отшатнуться, но был пойман за ворот рубахи и с размаху притянут головой к столу.

Тимофей Васильевич склонился над его лицом. И, глядя Прошке в один перепуганный глаз, не обращая внимания на скребущиеся попытки руками опереться на столешницу, по-отечески молвил вкрадчивым голосом:

– Скажи мне, Прохор, с каких это пор сыромятные мужики над воеводой смеяться стали? Я же тебя только мечом махать учил, где же ты языком молоть научился?

– У Вас… у тебя, Тимофей Васильевич, – залепетал Прохор сдавленным голосом. – Вы как с князем начнете умные речи говорить, я все диву дивлюсь да учусь помаленьку. Но мне за Вами…

– Замолчи, стервец, не гневи.

Окольничий резко отпустил Прохора, и тот с грохотом упал вместе с лавкой. Вельяминов, ухмыляясь, наблюдал, как он встает.

– Лавку на место поставь. За хорошие вести спасибо. В людской скажешь, чтобы обиходили тебя с дороги по моему распоряжению. Что еще?

– Я своих отправил немного оглядеться. А если что, возвращаться к Коломне с вестями,–Прохор говорил расторопно, немного боязливо и обиженно.

– Это хорошо. Про весть эту кому сказывал?

– Нет. Что ты, Тимофей Васильевич, как можно.

– Как Даниил связь держать будет?

– Обещал гонцов каждый день отсылать.

– Про то, что знаешь, забудь. Иди отдыхай, – хотел еще что-то добавить, но уже поднял руку, на секунду остановил раскрытую над столом ладонь, глянул на Прошку. Едва ухмыльнулся уголкомгуб, чуть-чуть сощурив один глаз. – Ладно, постой.

Вытащил из сапога нож в тонких серебряных ножнах и положил на стол.

– Бери. За службу княжескую, – улыбнулся уже по-простому, как всегда без лишних глаз.– Но помни, нам сейчас не до шуток. Смеяться после будем. И холопу скажи, чтоб зашел.

Прошка поклонился, перекрестился еще раз на икону и вышел.

– Воевода зовет! –послышался его голос. Дверь тут же открылась, и вошел холоп-прислужник.

– Купцов собрали?

– Со всех дворов, кто в городе, здесь ждут.

– Зови.

– Всех?

– Всех.

Купцы – чуть больше десяти человек – расселись по лавкам вдоль стола и у стен. Перешептывались. Крестились. Смотрели опасливо.Во главе стола сидел окольничий с помощниками по обе стороны.

– А что так мало? – спросил Вельяминов одного из помощников.

– Да лавочников что собирать? Им сказали, что, если цены на снедь поднимут, всем головы поотрываем.Торгуют ладно, без нахрапа.

– Ну что ж, хорошо. Тогда к вам дело имею, люд купеческий. Знаю, что вы народ до денег жадный, но знаю, что и даются они нелегко.

– Да уж, золотыми дорога не выстелена, – вставил один из купцов, поглаживая рыжеватую бороду не поднимая глаз от стола.

– Не выстелена, – повысил голос окольничий,– но чтобы они из вашего мошна не выпадали, люд ратный за это кровь льет с врагами лютыми. Свою и чужую. А на голодное брюхо да без штанов много не навоюешь! Вы над монетою золотою карпеете, это хорошо. Вашим богатством вся Русь прирастает. Но, чтобы земля наша стояла, надо и вам потрудиться.