А обратил ты внимание, что когда она с тобой разговаривает, голову держит все время повернутой чуточку вправо? Дело не в этой вот небольшой деформации ее лица – это ерунда – нет, она по-моему, правый глаз прячет. Держит его немного в тени. Потому что он неподвижный, холодный и злобный, даже когда она смеется. Ее портит этот дурной глаз, и она это прекрасно осознает. Потому и старается смягчить впечатление, убрать эту сторону своей души на задний план, за переносье, и уж оттуда выглядывает настороженно, затравленно. И на переднем плане тонким налетом – кокетство, игра, озорство. Она ведь даже улыбается одной левой половиной лица. Это забавно – попробуй поймать ее взгляд, когда она будет смотреть куда-нибудь влево.
УВИДИШЬ ОДИЧАВШУЮ СУКУ
Я всегда бабушку очень любила. И маму, конечно, но бабушка – это особое. Такое, знаешь… уголок в моем сердце. Святое! Все самое лучшее там. У нее дом был и сад… Ну, то есть… это и сейчас все есть, но ее нет там. А на ней все держалось. Мой дедушка… это недоразумение какое-то. Абрек. Он в дикой дивизии во время империалистической войны был, и что-то такое там на него, офицер, русский, прикрикнул. Ну, дедушка этого, конечно, вынести не мог, он его шашкой – напополам. От плеча до пояса. И, естественно, в части уже оставаться нельзя было. Он дезертировал, скрывался где-то там некоторое время. И так, без драки, попал в большие революционеры. Как раз революция случилась. Потом уж на этот капитал он всю жизнь успешно просуществовал. Хитрый… Он и до сих пор жив. Но бабушка его, конечно, всегда презирала за всю эту подлость. Бабушка женщина очень суровая была – она как раз в самые ужасные годы фабрикой руководила. Сколько она сделала ради детей, ради мамы… Отец? Да ну… так – партийный прихлебатель. Никогда запомнить не мог, сколько мне лет. Мама с ним развелась. В то время – неслыханное дело в нашей республике.
Какое откровенное неприятие мужчин в этом матриархальном кавказском роде. Между прочим, своего мужа, преуспевающего графика, Дарья тоже за человека никогда не считала. Он стоит, конечно, того, но ведь все-таки муж… Да, пожалуй, она и выбрала этого надутого пузыря, исходя из той предпосылки, что мужчина – должен быть мразь. Видеть иное – нет опыта. Как это люди спят между собой каждый день? Наверно очень утомительно…
Нет, но я представляю, как ему утомительно было с ней жить. Ведь Дарья – бурлящий казан с азиатской похлебкой. Настроение изменяется прямо мгновенно. Невыносимо, когда обращаешься к ней, все еще доброжелательно улыбающейся, а на тебя уже беспощадными зенками глядит дедушка-головорез и раздувает хищные ноздри – зарэжу! Правда, это ингушское рычание переложено у Даши на безукоризненно ясный безликий язык образованной женщины, но от этого вовсе не легче – она срежет им вас еще хлеще, чем дедушка шашкой.
ТЕПЛЫЙ ГУЛЬФИК ДЛЯ МУЖА
И кого же, Илью, такого, как все считают, знатока самых темных закоулков русской культуры, она способна вдруг уличить в том, что он не читал какой-нибудь роман Достоевского. То есть как не читал? Да я его раз двадцать прочел и весь наизусть знаю… Можно читать хоть тысячу раз и не понять ничего.
Ты не расстраивайся, Илюш, не надо, не попадайся на эту дурацкую удочку. Это в ней гусаки горского гиперборейства гогочут – безоглядная вера только в себя. Она же в этом Достоевском наверняка что-то смутно кавказское углядела, родовую масть в «Преступлении и наказании», левират в «Братьях Карамазовых»…
Да, но при этом иметь такой вид знатока. Постоянные анекдоты из жизни художников, друзей мужа. Совсем как-то глупо и неорганично: связала мужу теплый гульфик… И что?