– Оставьте их, – махнул рукою Яльмар. – Пусть эти заберут себе. Корнелис, возьми сукна – сошьёшь себе новый кафтан взамен этого… гнилья.
– Благодарствую, – Обветренная старческая рука со вздувшимися венами машинально запахнула разорванный ворот. – А вы, стало быть…
– Алоизу… где похоронили?
– Здесь. На кладбище, у церкви.
– Ты покажешь мне её могилу?
Корнелис кивнул:
– Покажу.
Паук пошевелил жвалами и приблизился. Оказывается, это довольно страшное зрелище – когда паук вот так идёт к тебе и шевелит серпами челюстей, с которых капает зеленоватая слюна. Просто в обыденной жизни люди этого не видят, ибо слишком велика разница в размерах. А был бы тот паук размером, например, с собаку или с крупную овцу, это увидал бы каждый. Ага. Увидел бы и испугался. До икоты, до одури, до мокрых штанов. А может, даже до смерти.
Этот паук как раз таким и был.
Травник нервно проглотил слюну, переменил стойку, отступил назад. Рукоять меча скользила от пота. Не отрывая взгляда от противника, Жуга вытер о штаны сперва одну ладонь, потом другую, перехватил меч поудобнее и стал ждать.
Когтистые мохнатые ноги царапнули пол. В движении этом не было ни злобы, ни агрессии, лишь воля и сноровка опытного хищника. Очень опытного… Чёрные бусинки глаз смотрели на добычу, и в каждом при желании травник мог разглядеть своё отражение. Желания, правда, не было. Коричнево-серая, в белёсых крапинах, шкура твари оставалась неподвижной. Жуга всё время задавался вопросом, как паук дышит, если ни брюшко, ни грудь, ни голова почти не движутся… Яд и пламя, нельзя отвлекаться! Но разве он виноват, что даже в такую минуту любопытство испытателя в нём берёт верх над рефлексами бойца?..
Меч, принесённый Телли, был тяжеловат – Жуга к такому не привык, но выбирать не приходилось. Паук тем временем шагнул туда-сюда, слегка подался вбок, и вдруг, на первый взгляд – расслабленно, на деле – быстро-быстро, ринулся в атаку. Вскинул передние ноги, ударил ими, промахнулся и вхолостую щёлкнул жвалами. Травник стиснул зубы, затанцевал, оберегая ноги, и заработал мечом. Места для отступления больше не было – они и так играли в кошки-мышки дольше десяти минут; сначала он заманивал чудовище туда, где на восьми ногах было не развернуться, потом паук сам воспользовался этим и оттеснил человека и угол. Теперь брала своё усталость.
Панцирь на паучьих лапах очень прочный. Лезвие скользило и вреда не причиняло, но Жуга сумел отбить атаку и получил некоторый простор для манёвра. Паук развернулся, словно на шарнирах, зашипел и снова двинулся вперёд.
Чем же он шипит? Или это задние лапы волочатся по полу… Аристотель писал, что у паука нет сердца как такового, а есть лишь несколько сердечных сумок, из коих одна главная, а несколько – второстепенные, и расположены они не как у человека или зверя – в левой стороне груди, а на спине, вернее – сверху, под брюшком, там, где обыкновенный крестовик несёт свой крест… Впрочем, тот же Аристотель написал, что у мухи четыре ноги, и большинство учёных мужей до сей поры не подвергают это утверждение сомнению. Хотя любой мальчишка, который умеет считать… Чёрт, чёрт!
Лапы ударили, травник едва успел увернуться. В любом случае поздно гадать, прав великий грек или не прав, – выбора уже не остаётся. К тому же в прошлые разы этот приём вполне срабатывал, хотя у травника ни разу не было возможности проверить, в сердце он попал или не в сердце – яд и пламя, ну почему эти эльфы так ненавидели пауков?!
Финт, вольт, удар… опять удар… отбивка, выпад, два шага вперёд… Рискованно, но по-другому не получится (во всяком случае пока не получалось). Чёрные челюсти клацнули в двух дюймах от лодыжки травника, Жуга подпрыгнул, закрутил мечом, ударил вниз и чуть вперёд: отчасти – чтобы удержать равновесие, отчасти – надеясь зацелить противнику глаза. Сработало. Меч самым кончиком царапнул чёрную лаковую бусину, паук сдал влево и зашарил лапами, на краткое мгновение потеряв врага из виду. Этого вполне хватило, чтоб запрыгнуть ему на спину, перехватить меч и два раза вонзить его в узор на брюшке. Оба раза – глубоко, как только позволили клинок и рукоять; иначе не достанет.