– Это уже слишком! – юноша хотел встать, но Артем удержал его за руку, и тот остался на месте.

– Почему ты бежишь от полемики?

– Это не полемика…

– Потому что единственно верное мнение – это твое, да? Малыш, но так уже ведь не будет. Ты сам прекрасно понимаешь, пустое это все – раса господ и прочая подобная мура… Разве история вас ничему не учит?

– Но духовное возрождение мира начнется именно с России!

– Во-от! Вот, Кирилл! Ду-хов-но-е! Понимаешь разницу: духовное и то, что вы пытаетесь навязать? Вахту с баней перепутать несложно, только помыться там не удастся.

– Мы – высокодуховная нация! – совсем уж лозунгами заговорил юноша.

– Не отрицаю, только попрошу не забывать о том, что фанатизм разъедает не только мозг, но и душу.

– Что здесь происходит? – возле нашего столика стоял голубоглазый блондин в наглухо застегнутом камуфляже, статью не уступающий Артему.

Из-за его спины выглядывала блондинка, не имеющая представления о приличиях. Юноша подскочил и вытянулся по стойке смирно.

– А-а, Таракан… Привет, – Артем вяло махнул рукой.

Белокурый великан опустился на стул, который до этого занимал бледный юноша. Того вместе с блондинкой как ветром сдуло.

– Дисциплину разлагаешь? – Таракан в упор смотрел на Артема.

– Ага, у тебя разложишь, – кисло улыбнулся тот.

– По крайней мере, у тебя получается. Мне один тут, знаешь, что на днях выдал?

– Что? – Артем с интересом посмотрел на Таракана.

– Что Вторую мировую выиграли евреи, – блондин даже не улыбнулся.

Артем так и покатился со смеху. Затем отхлебнул из стакана и прямо посмотрел на Таракана.

– И в чем же неправ отрок, додумавшийся до этого?

– В том, что так не только говорить, так думать нельзя. Еврейство выполнило свою историческую роль, и пора о нем забыть.

– Не получится, Таракан.

– Почему?

– Потому что это будет ошибкой, а второй раз ошибиться нельзя. Никогда еще побежденные не чувствовали себя так уверенно на земле победителей. Это – во-первых, ну а во-вторых – для выполнения того, что ты подразумеваешь под «исторической ролью» еврейства, потребовалось залить людской кровью полмира, а осознание этого приходит только сейчас, сто лет спустя. Не все так просто, как бы вам хотелось. Думаю, голем не разрушен окончательно, а потомки Бецалеля еще отыщут священный шлем, и потому забывать о них никак нельзя.

– Тех, кто это понимает, мало. Улавливаешь?

– В общем, ты хочешь сказать, что не желаешь больше видеть меня среди своих сторонников?

– Так было бы лучше.

– Интересно, для кого?

Таракан ничего не ответил, встал и проследовал в дальний конец зала, где была установлена палатка.

Тучи разбрелись по небу, и выглянуло солнце. Его робкие лучи струились в прозрачном воздухе, а достигнув магазинных витрин, переливались разноцветными бликами. На улицы высыпали толпы ярко одетых горожан, забурил живой водоворот бестолковой суеты. Под солнцем город выглядел уже совсем по-другому: он похорошел, принарядился и вроде даже приосанился, словно стареющий жених перед молодой невестой. Через поры в коже потихоньку заползало ощущение полноты жизни.

– Пойдем в «Пещеру»? – Артем глянул на меня.

Вид он имел несколько растерянный. Непривычно было видеть его таким.

– Пойдем, – я пожал плечами и кивнул головой в сторону старого здания университета, из которого мы вышли: – Что это было?

– А, «Русские арии», – Артем махнул рукой. – Пустозвонство одно. Единственный по-настоящему опасный человек среди них – Таракан. Остальные еще совсем дети, пытающиеся искать только чистое, светлое, доброе, да, как обычно, по наивности заблудившиеся в своих поисках. Одним словом, дети.