– А меня не пожалел, – всхлипнула умирающая.

– Или чёрная магия, – минуя паузу, выдохнула тётя Маша. – Порою колдуньи принуждают загробное ведомство к сотрудничеству. В церковь надо.

Церковь помочь не смогла, в мучениях прошёл год, женщина уже еле ходила, но в одну из суббот настояла на посещении здешнего погоста – надо было проститься с родными захоронениями.

– Осилишь? – удивился муж и прикусил язык, увидев слёзы на щеках любимой.

– Осилю, – мотнула головой она.

И вновь кладбище. И вновь в последнюю очередь они отправляются искать папину маму. Вернее, отправляется Вадим, а Инна, приблизившись к нужному сектору, останавливается, чтобы отдышаться. И снова голос, тот самый, властный и глухой. Голос куда-то приглашает, и от этого приглашения начинает сжиматься сердце. Кот, серый и жирный, подкрадывается к ногам пришелицы из мира живых и прижимается, чтобы потереться о них. Она трусливо отдёргивает ступню и опускает взгляд в поисках могилки, которую убирала когда-то. Её нет. И тогда, не в силах устоять перед искушением, медленно разворачивается на непрекращающийся зов.

Чёрный гранит проявился сразу, будто возник из воздуха. Глаза на граните, как два кинжала, больно проткнули двумя стылыми энергетическими потоками, это были мужские глаза. Они требовали заговорить с их властным владельцем. Растерявшись, Инна зачем-то полезла в сумочку, нащупала там горсть карамелек, вытащила их и опустила на деревянный столик перед оградкой, за ними последовала тысячная купюра.

– Поняла, ты и есть хозяин кладбища, – жалобно произнесла умирающая. – Не отпирайся, пожалуйста. Купи себе водки, а я жить хочу! Понимаешь, я жить хочу! У меня дети, внуки, муж! Отправь чужие хвори назад!

И она заплакала. Сначала тихо, с подвываниями, затем бурные рыдания начали сотрясать худенькое тело несчастной. Казалось, всё вокруг застыло, ошеломлено прислушиваясь к человеческим воплям; метнулось за набежавшую тучу растерявшееся солнце, и фотографии усопших повернули потрясенные лица в сторону намечающейся жертвы. Даже вороны замерли в полёте, и тогда мужские глаза потеплели, в них мелькнуло сожаление, сочувствие, понимание.

– Иди с Богом, – прошелестело где-то рядом. – А деньги мне здесь не нужны.

– Дорогая! – неожиданно раздался обеспокоенный голос мужа. – Я бабушку нашёл. А ты чего плачешь?

– Иду, иду, – вытерев слёзы тыльной стороной ладони, отозвалась Инна и, кинув прощальный взгляд на Хозяина, поспешила на встречу с папиной мамой.

Памятник Клавдии Ивановны за год будто осел, скорбное выражение лица окаменело на чёрно-белом снимке. Возле оградки истуканом высился Вадим, во всём его облике сквозил ужас.

– Я жить хочу, – опустившись на колени, словно заклинание, повторила умирающая и тонко завыла, призывая небеса в свидетели. – Помоги, защити меня!

– Ничего себе! – неожиданно присвистнул Вадим. – У неё слёзы на глазах!

– Девочка моя, – услышала Инна дрогнувший знакомый, родной голос бабули, – девочка моя, я попрошу, обязательно попрошу. А теперь ступай…. Постой! В могиле моего сына, твоего отца, зарыта сожжённая вещь, она когда-то принадлежала тебе. Поезжай, и пока не истлела, выкопай её.

*****

На следующее утро Инна проснулась абсолютно здоровой, захотелось есть. Ничему не удивляясь, она встала, поставила на конфорку чайник, сделала бутерброды с колбасой и, не дожидаясь чая, стала жадно их поглощать. В голове крутились мысли о вчерашнем дне, но лидирующей среди них являлась мысль о сожжённом и закопанном в могилку неизвестном предмете. Кто осквернил захоронение, она догадывалась, но верилось в такую подлость со стороны родственницы с трудом. Тем не менее, факт оставался фактом, и в следующий выходной они с мужем поедут на погост соседнего города.