…Вот выходит из врат закопченной «Миссии милосердия» добрый доктор Айтрещит и утомленным, но оптимистическим тоном вещает родственнику больного благие вести: «Ничего страшного. Все можно сделать. Запчастей на базаре – завались. Поставишь мне магарыч – и будем квиты».

Услышав в телефонной трубке усталый пессимистический тон Ивана Худыка, Кошелев вмиг встал перед мастером, как лист перед травой. Он и дрожал точно так, как лист на холодном осеннем ветру, и лицом был так же желт. В гробовом молчании он смотрел на Ивана взглядом побитой дворняги.

– Добрый доктор Айтрещит… под машинами лежит! – нашел в себе силы скаламбурить Дмитрий. – Что же нам он говорит? – с бледной усмешкой попытал счастья бедняга.

Мастер на шутку никак не среагировал. Склонив черноволосую голову, он стоял, как на панихиде, и только тихонько вздыхал.

– Ну, что? – робким голоском прервал Кошелев затянувшуюся паузу. – Что скажешь, Ваня?

Худык все молчал, сокрушенно качая головой и рассматривая вековечные пятна мазута на своих заскорузлых ладонях.

– Почему ты не взял меня с собой? – вдруг задал он неожиданный вопрос.

– Куда? – слабо улыбнулся Кошелев.

– Да на «Яму», куда! – поднял на Дмитрия наполненные укоризной глаза мастер. – Короче, как мне ни прискорбно это тебе со-об-щать…

Худык вновь умолк, отведя виноватый взгляд в угол мастерской.

– Ну? Ну?! Н-ну-у?! – начав с тона нашкодившего котенка, закончил львиным рыком пораженный в самое сердце автовладелец.

– … Но ты «попал». В полном смысле слова, – не обращая никакого внимания на понукания, завершил вынесение вердикта Худык. – Сапогами в маргарин.

– Во сколько же обойдется ремонт? – неожиданно спокойным тоном поинтересовался Кошелев.

– Дешевле будет выкрасить – и выбросить! – с тяжелым вздохом дорезал дергающегося Дмитрия мастер. – Это вечная машина. В том смысле, что продать ее ты не сможешь никогда.

– Ч… Ч-чего? – вытянул по-петушиному шею как пыльным мешком из-за угла треснутый Кошелев. – Что ты сказал?..

– То, что слышал! – угрюмо довесил Худык. – Оглашаю весь список, пожалуйста. Дизель у этого «Наполеона» запоротый. Одна поршневая потянет баксов на семьсот, не меньше. Коробка передач тоже конченая. Амортизаторы надо менять – баксов по сто пятьдесят-двести штучка, восемьсот баксов кучка. А в кучке – четыре штучки… Резина крайне хреновая – каждый гаишник будет на штрафстоянку отправлять. Сиденья – продранные до основанья, а затем – хитрые ребята не поскупились надеть на них новые дешевенькие чехлы.

А между тем машина – экспонат для музея автопрома. Таких очень мало осталось. Все запчасти на такой «Ситроен» – только под заказ! Их в самой Франции днем с огнем не сыщешь. Но главное – кузов…

– Что – кузов? – машинально повторил Дмитрий деревянными губами.

– Кузов полностью сгнивший – снизу одни ребра остались, да и те насквозь ржавые. Менять надо. А достать кузов можно лишь ненамного лучший. Год выпуска-то – тысяча восемьсот семьдесят пятый, никак.

– Как – сгнивший? Как сгнивший?!! – завыл готовый вцепиться Худыку в горло взбешенный Кошелев. – Что ты гонишь, бандура?! Днище было идеальным! Я сам проверял!

– Да «развели» тебя, Дима! – тоном взрослого при разговоре с глупым ребенком прервал никчемные завывания клиента Иван. – Как последнего лоха! Днище машины выклеено обычной! плотной! бумагой! В несколько слоев! И покрашено сверху несколько раз! А под дождем «папье-маше» быстро размокло!..

– Бу… Бу-ма… – Кошелев внезапно побагровел, с неестественным свистом втянул в себя воздух – и повалился на залитый мазутом цементный пол.

* * *

Дмитрий Кошелев пролежал в больнице почти месяц. Перепуганный до смерти его внезапным обмороком Иван Худык чуть не лег с ним рядом.