– Марья Сергеевна, летчики приехали!

Тотчас, будто нас давно ждали, в открытых дверях за спиной учетчицы появилась миловидная женщина лет сорока. Черные волосы её были забраны в пучок сзади, прищуренные глаза смотрели настороженно. Увидев меня, она заулыбалась и сказала певуче, мягко, как говорят на юге:

– Здравствуйте, за фильмами приехали? Наверное, хотите что-нибудь новенькое?

– Да, не отказались бы, – ответил я и тоже улыбнулся.

Заведующая, стоя в дверях, закинула руки за голову и томно потянулась, словно от долгого сидения за столом у нее затекла спина. Полинявший синий халат распахнулся, под блузкой обозначились полные груди, а в глазах появились насмешливые огоньки. Словно она бросала мне вызов, говорила: «Посмотрим, сможешь ли ты сделать вид, что ничего не замечаешь».

Мне было невдомек, специально она это сделала или нет. Может у Марьи Ивановны была привычка потягиваться перед незнакомыми мужчинами, а может у неё действительно затекла спина? Кто её знает? Я не думал о том, хотела ли заведующая специально привлечь моё внимание или она делала это неосознанно, но вскоре почувствовал, как внутри меня нарастает напряжение и возбуждение. Вероятно, Марья Ивановна что-то прочитала на моём лице, она заметно расслабилась, еще сильнее заулыбалась. Девушка – учетчица посмотрела на неё, как мне показалось с укором, и обронила:

– Ваш муж просил передать, что заедет в совхоз «Привольный» и скоро вернется.

– Хорошо! – без особых эмоций произнесла женщина. – Когда звонил?

– Минут сорок прошло, – ответила учетчица и пояснила мне: – У Марьи Ивановны муж – заместитель нашего начальника кинобазы. Он отвечает за исправность киноустановок.

– Пойдемте со мной, – перебила её заведующая, – покажу вам, где можно выбрать новые фильмы.

Отправившись следом за Марьей Ивановной, я оказался в большом зале с длинными рядами металлических стеллажей. Они доверху были забиты коробками с кинофильмами, под каждой из которых болталась картонная бирка с указанием картины. Зал плохо освещался, потому что несколько лампочек перегорело и не менялось, то ли из-за их отсутствия, то ли из-за нерадивости электриков.

Здесь было прохладнее, и я вздохнул с облегчением.

Медленно передвигаясь вдоль стеллажей и читая заголовки картин, большинство из которых было уже мною видено, я прошел в дальний угол хранилища. Заведующая шла за мной, и я чувствовал её дыхание, когда останавливался чтобы прочесть очередное название. От неё пахло польскими духами «Быть может», столь модными среди советских дам зрелого возраста.

Дойдя до конца очередного стеллажа, я резко повернулся и внезапно оказался лицом к лицу с Марьей Ивановной. От неожиданности сделал шаг назад.

– Что летчик, – полушепотом, как бы шутливо спросила она, – боишься меня?

В это время кто-то зашел в зал и на другом конце принялся расхаживать в поисках походящего кино. Отчетливо слышалось шарканье чужой обуви, будто вдоль стеллажей передвигался случайно забредший сюда старик. У меня мелькнула мысль, что времени вполне хватит.

Марья Ивановна в это время в чувственной истоме безмолвно прильнула ко мне, отдаваясь во власть моих рук, обдавая жаром своего тела, и я повернул к себе спиной эту внезапно обессилевшую женщину. Она оперлась руками о стеллажи, а потом я вошел в неё, словно в теплую речку, прогретую полуденным солнцем. Мозг как будто отделился от тела, самостоятельно фиксируя детали, пытался анализировать моё и ее поведение, а тело выполняло свою работу. Марья Иванова глухо застонала от удовольствия.

Шаги в дальнем углу склада стихли. Кто-то прислушивался. Черт побери! Меня бросило в жар, но остановиться я уже не смог…